В тот день стояла ужасная жара. Но ни палящее солнце, ни жаждущие крови комары не смогли нарушить покой главного инквизитора. Томас Ландегаард снова спал в седле, согнув спину и опустив голову на грудь. Но вот он выпрямляется, открывает глаза и смотрит на глубокие воды Лаго-Маджоре. Вдали на фоне красного заката видны башни Верхнего Маканьо.

Ландегаард и его спутники десять дней скакали по гребням гор, которые соединяют гору Сервин с отвесными скалами кантона Тессин, который по-итальянски называется Тичино. На рассвете шестого дня карета одного из нотариусов перевернулась и упала в пропасть. Ландегаард встал в стременах и, наклонившись над пропастью, смотрел, как разбитая карета, подпрыгивая, катилась вниз по отвесному склону. Потом, даже не взглянув на оставшихся в живых спутников, он знаком велел им продолжать путь.

На закате того же дня они много часов подряд искали глазами очертания монастыря ордена Марии в Понте-Леоне: его башни должны были уже появиться на горизонте, а потом доехали до его обожженных стен и разбили лагерь в этом печальном месте. Ландегаард стал осматривать столбы монастыря и в конце концов нашел на них надписи, которые искал. Затворница останавливалась здесь. Она пробыла в монастыре всего несколько часов и успела только перевязать свои раны. Потом монахини ордена Марии обнаружили реликвии, которые она несла с собой, и несчастная женщина должна была продолжить свой одинокий путь. Она ушла в Маканьо. Что было дальше, Ландегаард догадался без труда, когда обнаружил тела монахинь, прибитые гвоздями к дверям монастыря. Значит, Воры Душ бросились в погоню за затворницей.

С первыми лучами зари люди Ландегаарда продолжили путь. Они начали спускаться с гор в направлении озера Лаго-Маджоре, которое находилось в долине, далеко внизу. Становилось все теплее. Начальник так торопил их, что до самых стен Маканьо они останавливались лишь на короткие передышки.

Мария Паркс стонет во сне. Она только что обнаружила воспоминания об этих десяти печальных днях в памяти инквизитора, который проснулся, подъезжая к аббатству-крепости.

Подъехав к подножию монастырских укреплений, инквизитор натягивает поводья своего коня и поднимает вверх руку в перчатке. Сзади него повозки останавливаются, заскрипев колесами.

Ландегаард вслушивается в тишину — ни звука, даже вороны не каркают. Он встает в стременах и три раза кричит, обращаясь к стенам: «Есть здесь кто-нибудь?» Его крик отдается от стены эхом и гаснет в воздухе, сливаясь с гудением насекомых. Ландегаард снова прислушивается — ничего не слышно. Тогда он указывает на механизм, который виден через решетку и управляет подъемным мостом. Стрелки снимают с плеч свои арбалеты и готовятся к выстрелу, но в этот момент со стены доносится слабый голос: «Кто идет сюда в эти дни чумы?» От неожиданности Ландегаард натягивает удила, они щелкают во рту коня, и животное встает на дыбы, подняв облако пыли. Инквизитор поднимает глаза и видит над зубцами верхушку головы с выбритой на макушке тонзурой. Он складывает руки рупором и кричит:

— Эй, на стене! Мое имя Томас Ландегаард, главный инквизитор провинций Арагон, Каталония, Прованс и Милан. Мне поручено объехать монашеские общины в горах, чтобы убедиться, что с этими крепостями Бога не случилось ничего дурного. Сообщаю тебе, мессир монах, что чума теперь ушла на север. Теперь нет никаких причин, чтобы я орал, как ворона, пока ты не соизволишь опустить мост и принять посла из Авиньона.

Рядом с первой тонзурой с обеих сторон появились другие. Легкий ветерок донес до ушей Ландегаарда голоса траппистов — монахи взволнованно перешептывались. Он уже готов рассердиться на них, но в это время первая тонзура снова поднимается над зубцами.

— Ваше превосходительство! Наша община, слава Богу, избежала мора. Но мне сказали, что вы должны ехать без остановки в аббатство Санта-Мадонна-ди-Карванья, которое стоит над озером Комо. Бродяги кричали нам, что месяц назад великое зло принесло там смерть и опустошение нашим братьям цистерцианцам.

Ландегаард поворачивается к своим людям и улыбается им, а они улыбаются в ответ.

Потом он кричит:

— Вот как — встречный огонь! Брат траппист, это мне кажется по меньшей мере подозрительным! Инквизитора моего ранга не интересуют советы бродяг, куда ему ехать выполнять его поручение. И я вам это покажу. Сейчас же опустите мост: я должен своими глазами увидеть, что болезнь вас пощадила. Опустите его немедленно или, клянусь вам, это сделают мои тараны!

Теперь тонзур над зубцами много, они снуют из стороны в сторону. Инквизитор насчитывает шестнадцать голов и еще примерно двенадцать фигур, которые мечутся из стороны в сторону и размахивают руками. Скрипит цепь: невидимые руки поднимают решетку. Ландегаард приказывает арбалетчикам идти впереди него и пришпоривает коня.

Инквизитор въезжает в крепость и видит, что теперь трапписты собрались все вместе во дворе. Сорок грязных испуганных монахов, которые чудом спаслись от моровой болезни. Судя по костям и черепам, которыми усеяна земля во дворе, они питались мясом собак и ворон. В пыли кончают разлагаться и другие остатки пищи — скелеты кошек и крысиные хвосты. И кости сов, которые старики грызли, чтобы обмануть голод. Значит, вот до каких крайностей чума довела гордых кожевников из Маканьо. В этом тяжело признаться. И все же что-то здесь не так. Трапписты, кажется, похудели, но рясы на них не висят свободно: на животах сохранились остатки жира. И в глубине их взглядов горит какой-то странный огонь.

Арбалетчики распределяют между собой линии стрельбы, а сам Ландегаард наклоняется к одному из охранников. Тот шепчет ему несколько слов на ухо, инквизитор выпрямляется в седле и, повернувшись к монахам, говорит:

— Мне сообщили, что родник, который снабжает ваш монастырь водой, был отравлен трупом человека, зараженного чумой. Я жду ваших объяснений по этому поводу.

В ответ — гробовая тишина. Потом из группы монахов доносится чей-то хриплый голос:

— Монсеньор, мы растапливали снег и пили дождевую воду.

Один из нотариусов раскрывает толстую кожаную книгу и кладет ее на колени Ландегаарду.

Инквизитор просматривает несколько страниц.

— Я могу принять это объяснение в той части, которая касается зимнего снега. Но, согласно записям, которые вели бальи Комо и Карваньи,[5]весной было всего четыре грозы.

Снова молчание.

— Будьте добры поднять рукава и показать руки моим нотариусам.

Монахи выполняют приказ и этим выносят себе приговор: становятся видны порезы, которыми покрыты их грязные руки. Высохнув от жажды без воды, трапписты дошли до того, что резали себя и пили собственную кровь. Охранники вращают рукоятки арбалетов, натягивая кожаные ремни спусковых механизмов. Монахи падают на колени в пыль и умоляют инквизитора о пощаде. Он щелкает поводьями, и трапписты умолкают.