Речь не была длинной и изнурительной и совсем скоро на площади вновь воцарилась благословенная тишина. Чуть подаль ото всех стояли Древние Девы, приглашенные узреть смену власти. Стоило русалу замолчать, как от Драмэйд отделилась Целеста. Ее волосы цвета выцветшего жемчуга были распущены, но не скрывали на лице въевшихся в кожу странных и древних символов. Серо-белые глаза без радужки и зрачка, казалось, смотрели сразу на всех и на ни кого. От нее веяло ужасом и холодом. Дева неспешно поднималась на постамент, пока слуга, семенивший позади, старался держаться на максимально возможном от нее отдалении.

— Ваши Величества, — голос похожий на шелест деревьев в плохую погоду пробирал до костей. Она не склонила головы перед ними, то ли пренебрегая правилами, то ли так выказывая свое несогласие со всем, что происходило. Хотя, может она просто вела себя как любая сварливая старуха? В конце концов, ей она отчасти и являлась, несмотря на противоестественную молодость тела.

Этна постаралась смотреть в бездонные глаза Драмэйды, вспоминая, как та не ответила на вопрос о родителях в их первую встречу. Вспоминая, как допустила ее на Отбор, хотя у Спящей даже души нет. Дева Целеста все знала, с самого начала знала, однако, позволила случится всему произошедшему. Намеренно позволила всему этому произойти. Этна была уверена, что у Древней Девы и ее сестер были на то причины, однако, от этого легче не становилось.

— Колени склони, Спящая в огне. Прими сею корону, символ благословенного правления твоего. Да будет рука тверда твоя, а помыслы — чисты.

Этна встала на колени, склоняя голову, слыша, как по площади разносится шелест ее кровавого платья. Она успела рассмотреть диадему, предназначенную ей и изготовленную специально для нее. Золотой обруч, к середине которого, будто языки жгучего пламени, поднимались драгоценные камни самых разнообразных красных оттенков. Она ощутила, как холодные руки Девы Целесты аккуратно водрузили диадему на голову. Прикоснувшись тремя пальцами ко лбу, Спящая тихо проговорила:

— Во имя Жизни, во имя Смерти, во имя Форланда.

После она поднялась на ноги, поправляя полы платья. Королева без власти. Королева, нарушившая священный порядок Жизни и Смерти. Хорошо, что это не продлится долго. Этна скользнула взглядом по толпе, не замечая Гвиневру и Андерса, растворившихся среди людей, будто их и никогда не было на этой площади.

— Колени склони, Справедливый. Прими сею корону, символ благословенного правления твоего. Да будет рука тверда твоя, а помыслы — чисты.

Настала очередь Кая, чьи помыслы никогда не были чисты. И как он только смог получить благословение у Драмэйд? Наверняка использовал свою силу и иллюзии, чтобы попасть ко Двору. Он встал на колени перед Древней Девой. Та забрала с бархатной подушечки золотую корону, увенчаную темно-синими драгоценными камнями, под которыми блестели маленькие жемчужины. Целеста надела на голову русала корону, тот прикоснулся тремя пальцами ко лбу, насмешливо проговаривая «Во имя Жизни, во имя Смерти, во имя Форланда» и почти что поднимаясь на ноги, готовый продолжать коронацию. Вот только одна воительница не была готова к этому.

Стрела, со свистом выпущенная Гвиневрой, пронзила плечо Изгнанника, заставив того пошатнутся и удивленно шикнуть от внезапной боли. По толпе прокатилась волна удивления, а воительница, примостившаяся на постаменте фонтана, изображавшего покравителей Юга, выпустила в Кая еще одну стрелу, которая вошла аккурат в оперение первой, пронзая ее надвое и заставляя острие первой насквозь пробить чужое плечо. Кай коротко вскрикнул, касаясь раны, откуда уже сочилась алая кровь. В это же мгновение он выругался, глядя на свою ладонь, прибитую третей стрелой к плечу сразу под раной от первых двух. Пытаясь совладать с собой и болью, спонтанно обрушившейся на него, русал совсем не заметил, как слуга и Дева Целеста покинули постамент, а вместо них там стоял Андерс, вооруженный своим тяжелым мечом. Он был готов обрушить его на русала, правда, не в смертельном ударе — Изгнанник нужен был Спящей живым, чтобы свершить то, что было предначертано.

Вот только воитель так и остался стоять со своим оружием. Кай, не отрываясь, смотрел на Этну, объятый своим ярким ореолом иллюзии. Он был повернут вполоборота к Андерсу и потому смог вовремя остановить того от ненужного поступка. Левая рука русала повисла плетью, правая была прибита к плечу, а самого его била дрожь, но он будто и не обращал внимания на такие мелочи. Хотя Этна была уверена — будь она на его месте, то как минимум уже разоралась бы от жгучей боли, а как максимум просто потеряла бы сознание. Как долго он изнашивал себя болью, что теперь почти не обращал на нее внимания, так еще и мог использовать свою силу?

— И что это значит? — проговорил он низким голосом, обращаясь к Этне. Та молчала, не без ужаса поглядывая на воителя, застывшего не хуже статуи. В его глазах и без того всегда была пустота и, если бы не иллюзия, сложно было бы понять, что он находится во власти Изгнанника.

— Не я напала на тебя, — покачала головой Спящая, отчаянно пытаясь придумать, как помочь Андерсу. Благо, Гвиневра успела скрыться и не попасть под запал чужой злости. Все пошло не по плану. Воительница, выпустив стрелы в Кая, отвлекла его от Андерса, пробравшегося к постаменту. А дальше он должен был оглушить Изгнанника, чтобы того можно было обездвижить и лишить зрения. И уж после этого Этна бы показала ему свою силу. Она бы заставила молить Кая о смерти. Это звучало жестоко и выглядело слишком мрачно в ее голове, но был ли русал милостив к ней, когда запер в темнице, лишая всего на много дней? Отнюдь.

— Как жаль, что ты предал мое доверие, Андерс. А ведь я только поверил в то, что мы могли бы быть друзьями, — Кай покачал головой, поворачиваясь к воителю лицом. Свет из глаз стал ярче, ровно, как и все свечение, окутывающее его.

В один миг воитель пришел в движение, обрушивая свой меч на себя. Заточенное блестящее острие с легкостью пронзило наскозь его тело, будто столовый нож масло. А сам он закричал, содрогаясь всем телом, когда руки против воли стали прокручивать в животе меч. Затем он вынул его, нанося новую сквозную рану, из которой вместе с его хриплым криком вырвалась кровь, капающая на гладкие доски под ногами. Кровь была так похожа на ее платье.

Спящая не понимала, как Изгнаннику удается заставить Андерса чувствовать боль, но это ее безумно пугало. Она видела, как во время Отбора друг сражался, не издавая ни единого звука. Но сейчас… это было ужасно. Ужасно, что Кай заставлял его терзать свое же сильное, отточенное жестокими тренировками тело. Ужасно, что Андерс даже не мог дать отпор и прекратить это кровавое издевательство. И тогда она не выдержала.

В глазах Спящей вспыхнул пожар. Сила с легкостью пробежала по ее телу, выплескиваясь светом через шрамы. Она убьет его. Прямо здесь и сейчас. Убьет, не дожидаясь прихода Смерти. Собственноручно вырвет его поганую душу из тела. Огонь полыхал на ее ладонях, подпитываемый отнюдь не материальной вещицей, способной гореть, но ее личной ненавистью и яростью к чудовищу, причинившему слишком много боли.

Полыхая ярким огнем ненависти, Этна подошла к Каю, почти что обхватывая его шею своей горящей ладонью, позволяя русалу почувствовать ее жар, ее опасность и ее решительность. Она не прикоснулась к нему, сдерживая огонь, готовая в любой миг дать тому приказ переброситься на него. Она с удовольствием оставит на нем еще пару своих ожогов.