– У нас был один дом, – сказала Рейна, – а теперь их стало два.

Она крепко обняла Нико, и толпа одобрительно взревела. В кои-то веки у Нико не возникло желания отстраниться. Он спрятал лицо на плече Рейны, смаргивая с глаз слезы.

Этой ночью Нико спал в домике Аида.

Раньше у него никогда не возникало желания здесь находиться, но теперь он делил домик с Хейзел, а это в корне меняло дело.

Он снова испытывал счастье оттого, что рядом с ним сестра – пусть и всего на несколько дней (к тому же Хейзел настояла, что нужно разгородить комнату простыней, и теперь помещение напоминало зону карантина).

Перед самым началом комендантского часа зашел Фрэнк, и они с Хейзел о чем-то пошептались.

Нико пытался не обращать на них внимания. Он вытянулся на своей напоминающей гроб кровати – полированный каркас из красного дерева, медные поручни, кроваво-красные бархатные подушки и одеяло. Нико не присутствовал при строительстве домика, а то бы высказался против такого оформления спального места. Очевидно, кто-то посчитал детей Аида не полубогами, а вампирами.

В конце концов Фрэнк постучал в стенку рядом с кроватью Нико.

Нико посмотрел вверх: над ним стоял высоченный (ну и вымахал!) Чжан. Выглядел он очень… по-римски.

– Привет, – сказал Фрэнк. – Мы утром отбываем. Просто хотел тебя поблагодарить.

Нико сел на своей кровати:

– Ты тоже молодец, Фрэнк. Для меня это честь.

Фрэнк улыбнулся:

– Честно говоря, я вроде как удивлен, что выжил. Вся эта бодяга с волшебным огнем…

Нико кивнул. Хейзел рассказала ему о кусочке дерева, управлявшем жизнью Фрэнка. По крайней мере теперь сын Ареса научился свободно об этом говорить – хороший знак.

– Я не умею предвидеть будущее, – сказал Нико, – но зачастую могу почувствовать, близок ли человек к смерти. Ты – нет. Я не знаю, когда сгорит эта щепка. В конечном счете у каждого из нас есть такой кусочек дерева, который рано или поздно сгорит. Но это случится не скоро, претор Чжан. Вы с Хейзел… у вас впереди еще множество приключений, вы лишь в самом начале пути. Обращайся с моей сестрой хорошо, ладно?

Хейзел подошла к Фрэнку и взяла его за руку:

– Нико, ты же не запугиваешь моего парня, правда?

Пара казалась такой счастливой, что Нико тихо порадовался про себя. Однако одновременно почувствовал глухую боль в сердце, словно у него ныла старая боевая рана.

– В угрозах нет нужды, – сказал он. – Фрэнк хороший парень. Или медведь. Или бульдог. Или…

– Ой, перестань, – рассмеялась Хейзел и поцеловала Фрэнка. – Увидимся утром.

– Да, – кивнул Фрэнк. – Нико… ты точно не хочешь пойти с нами? В Новом Риме для тебя всегда найдется место.

– Спасибо, претор. Рейна сказала то же самое. Но… нет.

– Надеюсь, мы еще увидимся?

– О, непременно, – пообещал Нико. – Я ведь буду стоять с букетом на свадьбе, помнишь?

– Гм… – Фрэнк вспыхнул, закашлялся и, шаркая, ретировался, не вписавшись с первого раза в дверь.

Хейзел скрестила руки на груди:

– Обязательно было поддразнивать его этим?

Она присела на краешек его кровати. Какое-то время они просто наслаждались уютным молчанием… брат и сестра, дети из прошлого, дети Царства Мертвых.

– Я буду по тебе скучать, – сказал Нико.

Хейзел наклонилась и положила голову ему на плечо.

– Я тоже, старший брат. Ты будешь приезжать к нам в гости.

Он похлопал по новенькому офицерскому значку, прикрепленному к ее рубашке:

– Ты теперь центурион пятой когорты. Поздравляю. А есть какие-то правила, запрещающие центурионам встречаться с преторами?

– Тс-с-с, – прошептала Хейзел. – Предстоит огромная работа, чтобы снова привести легион в форму и исправить причиненный Октавианом вред. Правила, касающиеся свиданий, будут наименьшей из моих забот.

– Ты через многое прошла. Теперь ты уже не та девчонка, которую я привел в Лагерь Юпитера. Ты научилась управлять Туманом, обрела уверенность…

– Всё благодаря тебе.

– Нет, – возразил Нико. – Одно дело – получить вторую жизнь, и совсем другое – сделать жизнь лучше.

Стоило ему это произнести, как юноша понял: с тем же успехом он мог бы обращаться и к самому себе. Он не стал говорить этого вслух.

Хейзел вздохнула:

– Вторая жизнь. Жаль только…

Можно было не продолжать. Последние два дня исчезновение Лео висело над всем лагерем как темная туча. Хейзел и Нико не хотели присоединяться к обсуждению возможной судьбы сына Гефеста.

– Ты ведь почувствовал его смерть, правда? – спросила Хейзел тоненьким голоском, глаза ее увлажнились.

– Да, – признал Нико. – Но… не знаю, Хейзел. Что-то здесь… необычно.

– Не может быть, чтобы он успел принять лекарство. Никто не выжил бы в таком взрыве. Я думала… думала, что помогаю Лео. Я всё испортила.

– Нет, это не твоя вина.

Однако прощать себя Нико не спешил. Последние двадцать четыре часа он раз за разом прокручивал в памяти сцену у онагра и гадал, правильно ли поступил. Возможно, взрыв того боезаряда помог уничтожить Гею, а может быть, только напрасно лишил Лео Вальдеса жизни.

– Мне так жаль, что он умер в одиночестве, – пробормотала Хейзел. – Рядом с ним никого не было, никто не дал ему то зелье. Даже тела не осталось, чтобы похоронить…

Голос у нее сорвался. Нико обнял сестру.

И продолжал обнимать, пока она плакала. В конце концов обессиленная девушка заснула. Нико укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб, потом подошел к алтарю Аида в углу – маленький стол, украшенный костями и драгоценными камнями.

– Полагаю, всё когда-то происходит в первый раз, – пробормотал он и, опустившись на колени, стал молиться отцу.

На рассвете (Нико еще не спал) кто-то поскребся в дверь.

Сын Аида обернулся, заметил лицо под копной светлых волос и на долю секунды решил, что это Уилл Солас. Потом понял, что это Джейсон, и ощутил укол разочарования. Потом рассердился на себя за это недостойное чувство.

После битвы он ни разу не говорил с Уиллом – дети Аполлона были слишком заняты, ухаживая за ранеными. К тому же Уилл, наверное, винит его за то, что случилось с Октавианом. И разве он не прав? Фактически Нико позволил совершиться… что бы там ни случилось. Убийство при молчаливом согласии всех присутствовавших. Страшное самоубийство. Уж теперь-то сын Аполлона понял, какой он, Нико ди Анджело, жуткий и отталкивающий. Разумеется, Нико нет никакого дела до того, что думает о нем Уилл, и всё же…