Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, я должен сказать о противоречиях между детьми, особенно между сестрами. Слава с Валерием придерживались дружественного нейтралитета: они симпатизировали друг другу, но жили независимо и особенно близких разговоров не вели. А вот Людмила с Тамарой расходились по многим вопросам. Противоречия между сестрами объясняются, вероятно, разницей в возрасте и разной суммой забот: у Тамары уже был Мишка. Во всяком случае, если Людмила доставала материал на платье, это был ситец в ярких и крупных цветах, а Тамара отдавала предпочтение штапельному полотну, которое поскромнее и, как она говорила, «однотоннее». Перечисляя любимых писателей, Людмила называла сначала Ремарка, Хемингуэя, Амосова, а уж потом Чехова, меж тем как Тамара начинала с Чехова и Толстого, а уж потом говорила о Ремарке.
«Не следовать моде глупо, — сказала однажды Людмила, — а следовать моде смешно!» Парадоксальность суждений как таковая уже не устраивала Тамару, и она ответила сестре: «Надо покупать то, что есть и что по карману».
Столь разные оценки и вкусы детей из одной семьи заставляют нас подумать о том, что есть еще много неучтенных каналов, по которым общество оказывает на молодежь влияние.
Это по принципиальным вопросам, ведущим к разногласию с родителями, дети выступали единым фронтом. Даже сестры, которые, пользуясь выражением известного стратега революции, часто могли, «маршируя отдельно, сражаться вместе».
Почетные звания. Зачем человеку семья?
Из множества ответов Мария Осиповна предпочла такой: «Легче жить».
Вы понимаете, легче жить, если человек не один, если из огромного количества окружающих его и, в общем-то, равнодушных к нему людей образуется пусть узкий, но верный круг близких родственников.
В конце концов, хотим мы этого или не хотим, но каждый из нас кому-то приходится родственником.
Родственность я разделил бы на формальную, обусловленную только кровным родством, и истинную, подкрепленную системой родственных отношений — то есть способностью искренне волноваться друг за друга, приходить на помощь, сопереживать удачи и поражения, не предавать, не продавать, прощать грехи, а если взыскивать за них, то «не до смерти».
Энгельс в свое время писал, что такие обозначения, как отец, ребенок, брат, сестра, — не какие-то почетные звания, а звания, влекущие за собой вполне определенные, весьма серьезные обязательства, совокупность которых, добавлял Энгельс, составляет существенную часть общественного строя.
ОБЩЕСТВЕННОГО строя!
Это понятно: так же как материя состоит из атомов, общество состоит из семей, и все законы, принципы внутрисемейных отношений есть в конце концов законы и принципы, по которым живет общество. Лежит в основе общественного строя принцип равноправия, и он будет лежать в основе семьи. Нарушены в обществе принципы гуманности, свободы, взаимного уважения — и не ищите торжества этих принципов в самой массовой ячейке государства.
По характеру семейных отношений мы вправе судить о характере всего общества: семья всегда была и будет хранительницей качеств, присущих всему обществу.
И прежде всего человечности отношений. Если я знаю, что в какой-то семье отец совершил антиобщественный поступок или даже преступление, но сын не отвернулся от него, не поднял на отца руку, не поспешил публично от него отречься, а помог пережить позор и сам пережил его, как свой собственный, я могу сказать: этот юноша достоин уважения.
Много лет назад, когда дети Поляновых были совсем еще детьми, соседи сказали Борису Ефимовичу, что слышали из его комнаты выстрел. Борис Ефимович кинулся к нагану, легкомысленно оставленному в ящике стола, и с ужасом обнаружил, что действительно не хватает одной пули. Кто стрелял? Впрочем, было ясно — Слава, но отец хотел признания сына и потому учинил строгий допрос детям. Мальчишка упорно молчал, потупя взор, и единственное, что из него удалось вытянуть, так это: «Не знаю». И тут Тамара с Людмилой, вместо того чтобы помочь брату признаться, без колебаний выдали его. При этом сестры чувствовали себя героинями, хотя, в сущности, совершили предательство и не выдержали испытания на подлинную родственность.
Я не писал бы об этом факте, щадя своих героев, если бы, став взрослыми, они не сделали переоценки случившемуся. Ведь еще и сегодня горечь того далекого дня сухим порохом лежит в семейных воспоминаниях.
ЗАБОТЫ
Право на семью. Борис Ефимович женился в двадцать девять лет. Жил он тогда в общежитии, ходил в гости к своему товарищу — бывшему моряку, а к жене товарища ходила ее дальняя родственница по имени Маша. Однажды товарищ сказал: «Тебя, Боря, что ли, романтика захлестнула? Женись!» Какая, к черту, романтика. «Чтобы окунуться в семейную жизнь, — ответил Борис Ефимович, — нужны оседлость и экономика». А потом подумал: «Эх, где наша не пропадала!» — и пригласил Марию выйти во двор. Так и так, сказал, я бедный, и ты седьмая в семье, — давай, собственно, познакомимся. Через неделю Мария Осиповна ответила согласием.
И не расчет это был — на что там рассчитывать? — и не пылкая любовь: жизненная необходимость.
Пошли дети, хотя Борис Ефимович и тут оказался непоследовательным: детей пускать в свет — тоже нужна экономика. Слава с Тамарой родились в подвале, где прямо на полу были матрацы, набитые стружкой. Пришлось Борису Ефимовичу «почесаться», и впервые в жизни он добился комнаты, в которой живут до сих пор. Людмила появилась уже на новом месте, «от этой комнаты и Слава женился», — сказала Мария Осиповна, тут и внуки родились. За долгие годы жизни Мария Осиповна «к человеку», то есть Борису Ефимовичу, не то чтобы привыкла, а, говорит, «всем сердцем приросла» и на судьбу не ропщет.
Между тем у детей все происходит как-то по-новому. Ни о какой экономике они даже не думают, и уж по крайней мере никто не глядит на брак как на деловую процедуру. Им любовь подавай! — то ли