– Нет! – закричал Филипп, меняясь в лице. – Нет, Гарт. Я буду воевать с ним до последнего вздоха и отдам жизнь за милую Францию! Ишь, хитрец! – продолжал он, отвернувшись и глядя в окно на королевский дворец. – Хочешь, чтобы я сидел с тобой в этом мусульманском логове, а знать тем временем разграбила мое королевство? Тебе это на руку, дорогой союзник. Еще бы, их потом легче будет победить, чем меня. Ну нет, милый мой, тебе не удастся заставить меня настолько потерять голову, чтобы воевать за иерусалимское королевство. Меня ждет мой Париж, моя Франция, мой народ! А ты… ты, кажется, уже надолго застрял в этой земле. Это – то, что мне и нужно было. Но прежде чем покинуть тебя, я подпишу с тобой договор, согласно которому ты уплатишь мне десять тысяч марок за то, что отверг прежний брачный договор с моей сестрой.

Он оглядел друзей, всех по очереди.

– Собирайтесь в путь! Завтра же на рассвете поднимем якоря. Но не все. Герцог Бургундский остается со своим войском. Так он пожелал.

Итак, Филипп добился своего: во-первых, Ричард увяз в этой войне, ему было не до расширения своих континентальных владений. Во-вторых, они столкнулись-таки – Плантагенеты и империя. Вместо Барбароссы теперь правил его сын Генрих VI. Он уже знал, что Ричард, защищая права своей сестры Жанны, мечтает о господстве над Сицилией, хотя император после смерти своего отца стал ее королем. Знал он также, что Ричард захватил Кипр. Ему стало известно ко всему прочему о выборах иерусалимского короля и о чрезмерной заносчивости Ричарда. А узнав о том, как английский король обошелся со знаменами герцога Австрийского, Генрих просто пришел в ярость. Все это круто обострило отношения между обеими державами.

Филипп, конечно, не знал этого, но догадывался. Он стоял на борту корабля и, глядя вдаль на безбрежную водную гладь, мечтал о дорогом его сердцу Иль-де-Франсе и строил планы крушения империи Плантагенетов.

Неподалеку стояли его друзья, вели беседу. Филипп поневоле услышал ее.

– Проклятый край!

– Что ты хочешь? Здесь живут мусульмане. Откуда же взяться здоровому, чистому воздуху? Сарацин – вонючее создание, ему неведома ванна. Непонятно, как самки допускают их к себе.

– Полагаешь, они чище? Такая же вонь. Я дал бы изрезать себя на куски, чем лечь в постель с сарацинкой.

Филипп улыбнулся. Впервые за много дней.

Тем временем, не дождавшись денег от Саладина, Ричард вывел за стены города 2000 заложников и велел всех казнить. Сидя на пригорке, наблюдал, как слетают с плеч головы мусульман, как ручьями льется их черная кровь. Мера эта была необходима: пленники сковывали силы крестоносцев, готовящихся к походу на Иерусалим. Узнав об этом, Саладин не отдал ни денег, ни пленных христиан.

Через несколько дней Ричард выступил на Кесарию. В авангарде войска – тамплиеры, в арьергарде – госпитальеры. И бесконечные стычки на всем пути следования, одна за другой. В конце концов выбились из сил обе стороны. Уже подходя к Иерусалиму, Ричард понял наконец, что ему не победить. Саладин нагрянул к нему в гости, – он уважал английского монарха несмотря ни на что. Их отношения стали чуть ли не братскими. Дошло до того, что Ричард предложил брату Саладина жениться на его сестре, а Иерусалим сделать столицей двух религий. Выслушав его, Саладин только посмеялся в ответ, а Жанна, истинная христианка, в гневе прокляла брата.

Не зная, куда себя деть, Ричард пошел на Аскалон и занялся его укреплением, теряя время. А оно неумолимо бежало вперед. И тут пришло известие из Европы, что будто бы принц Джон и Филипп Французский стали делить его континентальные владения: Филипп пытается отнять у него Нормандию и Анжу, а Джон мечтает занять королевский трон.

Вот оно! А как ты хотел? Поменьше бы тебе спеси – не растерял бы друзей. Да и головой надо думать. Мечом махать ты горазд, а вот политик из тебя никакой. Удел твой – быть полководцем, но не королем.

Вскоре пришло известие, что ассасины убили Конрада Монферратского. Сочли это убийство делом рук Ричарда, поскольку всего через несколько дней вдова Конрада, королева Изабелла, была обручена с графом Генрихом Шампанским, племянником английского короля.

Ричард решил возвращаться: надо защищать корону и свои владения. Поэтому он быстро заключил с султаном перемирие сроком на 3 года, 3 месяца и 3 дня и 9 октября отправился в путь. По дороге его занесло ветром на византийский остров. Дальше отправляться морем он не решился: надвигалась зима. На пиратском судне он доплыл до Венеции, а дальше, сменив одежду из опасения попасть в плен к Генриху VI, отправился по суше в сопровождении четырех тамплиеров, переодетых, как и он, паломниками. Однако 20 декабря 1192 года в Вене он был схвачен опознавшими его слугами Леопольда Австрийского. Тот запер Ричарда в замке, а потом передал своему сюзерену. И Генрих VI упрятал его в тюрьму, потребовав за освобождение огромный выкуп в размере 150 000 марок.

Во время пленения Ричарда, в 1193 году, умер Саладин.

И снова о реликвиях, о чудесах. О, это были действенные средства в те времена, и они приносили аббатствам хороший доход. Вовсе не обязательно поклоняться костям апостолов в храмах далеких стран. Конечно, счастливы те, кто посетил Иерусалим и видел Гроб Господень, но кто заставляет покидать родной дом, если у себя во Франции нетрудно найти увенчанные славой храмы? Это соборы Богоматери в Шартре и Париже, монастырь Женевьевы Парижской, храмы в Сен-Дени, Святого Мартина в Туре, Сен-Сернен в Тулузе – да мало ли еще где? Только там находит выздоровление больной, а не у врача, дорогого по услугам, да и зачастую обыкновенного невежды.

Чудодейственные реликвии спасают, исцеляют, вразумляют. В хрониках того времени им уделено значительное место. Наш знакомый монах Ригор, оставляя без внимания многие события, вероятно, из-за недостатка времени, подробно описывает случай, имевший место весной 1191 года, когда король Филипп как раз подплывал к гавани Акры. И не о простом смертном речь, а о наследнике короля. Три с половиной года ему уже, и он опасно заболел. Дизентерия. Сюзеренов, вассалов, простолюдинов напасть эта укладывала в гроб, дед Людовика умер от нее, а уж такой-то малыш…

Париж залихорадило, Париж испугался. Решили обратиться к медикам. Услышав об этом, святые отцы замахали руками, да и сами врачи, один другого бледнее, не решались подступиться к больному ребенку. Не знали попросту, что делать, понятия не имели, как справиться с этой бедой. Знала одна Эрвина, имелись у нее против такой болезни и травы, и питье. Был и яд гадюки, разведенный в нужной пропорции. Но некому было сходить за ней, да и не знал никто о знахарке, кроме Гарта и Герена. И весть эта не дошла до нее, не то она живо поставила бы на ноги юного принца. А если и дошла бы… Пустой стоял дворец, а без короля, без его друзей – кто пустит ее к ложу Людовика?

Но чудесам всегда есть место в жизни. Об этом и пишет Ригор, рассказывая о том, что было дальше. Внушительной толпой подошли к церкви аббатства Сен-Лазар, что в предместье, монахи из Сен-Дени, неся с собой реликвии – терновый венец Христа и гвоздь из распятия, вынутый из Его руки. Туда же пришли все парижские монахи и священники во главе с епископом Сюлли, сопровождаемые толпой горожан и школяров. И все вместе двинулись к королевскому дворцу. Там, подойдя к больному ребенку, достали мощи святого Дени и начертали малышу на животе крест животворящий. Потом стали молиться, попадав на колени, держа перед собой распятия, воздевая руки и глаза к небесам. И, о чудо! Исцелился наследник, не осталось вскоре и следа от болезни.