chitay-knigi.com » Разная литература » Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 213
Перейти на страницу:
class="p1">В дальнейшем брат мужа стал крупнейшим специалистом по фотоэлектронике. Так это, кажется, называется. Но, как и множество других советских евреев, был заживо похоронен в одном из многочисленных НИИ… просидел лучшие годы в закрытом «ящике» и сперва в коммуналке на Рождественском бульваре, а потом в двухкомнатной квартире на Открытом шоссе — четыре метра кухня, одна комната — проходная, вторая — узкая, как пенал, в квартире, которую ему дали — к счастью! — в хрущевские времена. Жил на гроши — даже по советским меркам, а работал как вол, с утра до вечера. Жаль, что Солженицын не включил рассказ об Изе в свою книгу «200 лет вместе». А ведь именно такие, как Изя, создали военную промышленность в СССР, а потом и самые современные технологии в Государстве Израиль.

Далеко я ушла от послевоенной Москвы. Что поделаешь! Ведь это мои воспоминания. Так и вижу старую, кем-то подаренную детскую коляску в Большом Власьевском переулке, а рядом Изю, склонившего голову и разглядывающего младенца Алика, ненаглядного Алика, своего племянника. Кажется, это было только вчера. Алику уже 69. А Изи лет десять как нет. И похоронен он в Израиле, куда уехал почти стариком.

Вернусь к теме нянь. Нянь в послевоенной Москве не было. А без нянь я и другие молодые женщины с малыми детьми не могли работать. Почему нянь не было, скажу сразу: дело в том, что столицу нашей Родины Сталин отгородил после войны от всей Европейской России, от многочисленных ее деревень. Опустил, так сказать, железный мини-занавес. Граждане по ту сторону этого занавеса, то есть граждане, освобожденные Советской армией, оказались как бы в резервации или в лепрозории. Побыв под игом немецких фашистов, они, по логике нашего Вождя и Учителя, могли стать заразными, опасными для москвичей. И долгие годы, а может, десятилетия после войны мы заполняли анкеты, где значились вопросы, сформулированные примерно так: «Не находились ли вы на временно оккупированных территориях?», «Не находились ли ваши родственники (отец, мать, муж, жена) на временно оккупированных территориях?». И даже: «Где похоронены ваши родители?»

А вдруг ваши родители похоронены в Орле, в Смоленске или на Брянщине и в бытность свою живыми успели заразить вас нехорошим вирусом?

Коротко и ясно сказал об этом в стихотворении «Оккупация» поэт Константин Ваншенкин, мой большой друг. У него был дар говорить о трагедиях простыми словами.

Не любила страдавших под оккупацией

Наша власть —

Как гуляющих где-нибудь под акацией

Ночью всласть.

Но сама же безжалостно там оставила

Их одних.

И позднее придумала эти правила — Против них.

Окружила рассчитанными анкетами

Навсегда.

Объявила разбойниками отпетыми Без суда.

Трагическое стихотворение!

Большая часть Европейской России, нищая и замордованная, оказалась отсеченной от Москвы. Откуда было взяться няням? Добавлю, что наша домработница Шура, появившаяся у нас только в конце 40-х, получила возможность приехать в Москву из-под Ельца с помощью поллитровок. Ей выдали какую-то липовую справку, и она сумела и прописаться в Москве, и даже получить паспорт, о котором колхозники не могли и мечтать.

Чтобы покончить с темой нянь после войны, расскажу смешную историю. Вскоре после смерти Сталина, когда мы еще обитали в огромной коммуналке в бывшем публичном доме на Цветном бульваре — одна кухня на восемнадцать жильцов, одна раковина в кухне, кишевшей тараканами, — мужа стали приглашать на приемы в посольство ФРЕ Естественно, приглашали «с супругой». И вот на одном из первых приемов я, тщетно подыскивая тему для разговора с молодой немкой из ФРГ, пожаловалась на отсутствие нянь в Москве… И милая молодая немка, воодушевившись, произнесла следующий монолог:

— Я дам вам замечательный совет. И вы меня век будете вспоминать с благодарностью. Выпишите себе няню из Швейцарии. В Швейцарии девушки аккуратные и чистоплотные. И стоить вам эта няня будет не так уж дорого…

А теперь представьте себе чистоплотную швейцарку в бывшем борделе. Представьте себе огромную коммуналку и стада тараканов на общей кухне, и нас с мужем, бедных, как церковные мыши, для которых единственной твердой валютой была поллитровка… И вы оцените замечательный совет молодой иностранки.

Я ее и впрямь век не забываю.

…Однако швейцарские няни и брат мужа Изя совсем сбили меня с панталыку, увели не в ту степь.

Впрочем, Изя все же оказался в теме. Немало специалистов отбыли из послевоенной Москвы в Германию и Австрию, а также в будущие страны «народной демократии»… В Германии они демонтировали заводы и верфи в счет репараций. Еще больше москвичей — старших и младших командиров и политработников — оказалось в составе наших оккупационных войск. В том числе и мой первый муж Борис.

Ну а что означало это для Москвы? Ничего, кроме того, что некоторые москвичи приобщились к европейской жизни. Пусть и в разоренной Европе. Осколки той европейской жизни проникали и на Родину в виде ярких свитеров, которые стали называть пуловерами, и другого ширпотреба. На Арбате открылся комиссионный, где за малые деньги продавали трофеи: от великолепного венецианского зеркала (я перед ним так и застыла, мне показалось, что я видела это зеркало у бабушки в Либаве) и картин в тяжелых золоченых рамах до старинных чешских гранатовых браслетов и итальянских камей. Были там и муранское стекло, и замечательная старая эмаль… Золотые оправы в комиссионке на Арбате значились как оправы из «желтого металла» — золото разрешалось продавать только в ювелирторгах. Но кому нужно было это золото в первые годы после войны?

Блошиные рынки, инвалиды, карточки, тихий бездетный город, арбатская комиссионка, предлагавшая украшения из многих стран Европы, — все это были видимые приметы прошедшей войны. Но в Москве происходило и почти не видимое простым глазом бурление. Иного слова не подберу. Дело в том, что война пробудила в людях инициативу, активность, веру в свои силы.

Задор в первые два-три года у москвичей не пропал. Правда, он проявлялся в довольно карикатурной форме. В Москве подспудно начался передел собственности, точнее, передел жилплощади, еще точнее — комнат и углов в коммуналках. Из-за эвакуации и людских потерь в перенаселенной столице появились, хоть и небольшие, бреши-пустоты. Кто-то не вернулся в столицу, кто-то не платил за квартиру и потерял свою каморку, кто-то просто захватил чужую комнату. Важной фигурой в то время стал управдом. Управдомы спекулировали жилплощадью и были связаны с милицией. В милиции «прописывали» жильцов. Без московской прописки нельзя было жить в Москве, получить карточки и устроиться на работу, более того,

1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 213
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности