Она посмотрела на руки Анжелики.

— У тебя тоже ручка целительницы… Но ты более хитрая и ловкая, чем я. Ты от них ускользнешь…

Она поднялась, сделала несколько шагов и быстро повернулась. Ее лицо смягчилось, и ее голубые глаза вновь блестели, живые и веселые.

— …Поедешь со мной на остров, красивая малышка?

Ее освещал розовый отсвет неба от окна.

— Нет, ты приедешь попозже… в сезон сбора сахара… Когда течет сок клена… Ты увидишь, остров весь напоен ароматом…

Она стала надевать свои меха, лежавшие на скамье. Она смотрела вдаль.

— Весь напоен ароматом, немного горьковатым и резким внутри острова, — как сущность красивой женщины. Аромат от варки кленового сахара и резкий запах от сыра, который готовят в глубине острова на фермах весной. Ты приедешь! Я поговорю с тобой. Я должна рассказать тебе многое, чего ты не знаешь и за что, однако, тебя преследовали. Нужно, чтобы ты знала о заговоре мужчин против женщин и все, что они сделали, чтобы отнять у женщин власть, которую они получили от Бога. Власть исцелять.

А они сжигали и сжигали и мудрых женщин, и мудрых мужчин, которых посвятили в свою науку. И сколько костров еще, сколько костров! Боже мой!

Выражение острого страдания исказило ее лицо.

— Но не думай об этом, — умоляла ее Полька, — не думай об этом и уезжай быстрее. Солнце садится.

Перед тем как пустить свою упряжку по заливу Святого Лаврентия, Гильомета де Монсарра опять обернулась к Анжелике.

— Ты мне нравишься. Я приготовлю тебе охранный амулет. Если тебе будет грозить опасность, я тебя предупрежу.

Покрытый лесом Орлеанский остров был еле виден вдали среди лиловых и розовых облаков, отражавших солнце, заходившее за долину Абрахама.

Полька осуждала неистовство островитянки: «Ее несчастья подействовали на нее. Но если она будет продолжать так болтать, дело кончится тем, что ее сожгут или повесят».

По ее мнению, Гильомета слишком смело обличала человеческую несправедливость, никак не пытаясь ее оправдать.

Она жила в своем поместье у бухты Святой Петронилы, откуда ей был виден издали Квебек, окруженная людьми, животными, индейцами, детьми. Она собирала соседей на праздники и попойки, свободу нравов на которых молва преувеличивала. Она походила на пылкую Элеонору Аквитанскую, свою бывшую соседку. А при такой властительнице-колдунье многое происходило на этом острове!

Неизвестно было — вдова она или замужняя. Она выбирала любовников среди красивых молодых людей, парней, которые годились ей в сыновья, и может быть, и были ее сыновьями.

Про эту колдунью рассказывали вещи и похуже.

Однажды в приходе Сен-Марсель, когда старались изгнать дьявола из одержимой шестнадцатилетней девушки со светлыми волосами, которая своим колдовством погубила урожай льна, она внезапно появилась на пороге церкви, щелкая своим кнутом. Никто не двинулся с места, зная, что она прекрасно умела им пользоваться. Она вошла в церковь, протянула руки бедной одержимой и сказала со странной нежностью:

— Пойдем! Пойдем, дитя мое.

Успокоенная одержимая, которая кричала и вырывалась, поднялась и последовала за ней. С девушки лилась вода, которой ее обливали, и кровь от уколов булавок, когда в ней искали «места дьявола».

Через пять минут сани колдуньи галопом мчались по реке Святого Лаврентия, увозя молодую девушку.

«Она пришла схватить свою добычу, проклятая», — сказали добрые люди. Теперь говорили, что она лечит девушку на острове успокоительными настоями. Но многие говорили, что она забрала ее на шабаш.

Возвратясь к себе, Анжелика стала убирать сухие цветы и травы, которые она вынимала по мере надобности, когда к ней обращались за лекарствами. Однако же она делала все, что бы ее ни просили.

Зная больше, чем Полька, она не считала, что Гильомета преувеличивает. Ибо знание трав привело тысячи женщин на костер.

«Столько безумия — почему?» — говорила она себе, закрывая сундучок с лекарствами. Но Святой Козьма и Святой Дамиак бодрствовали. Они являлись свидетельством того, что все на земле соединено друг с другом и даже безумие имеет противовес — здравый смысл.

У своих трав и настоек она чувствовала свою близость к Жоффрею, который со своими ретортами и перегонными кубами также вызывал подозрительность и стал жертвой преследования. Вот почему они были схожи друг с другом и между ними могла родиться такая чудесная любовь.

В ледяных сумерках, синих, как глубокая вода, свет отдаленных ферм в стороне берега Бопре казался сверкающими волчьими глазами.

Иногда появлялся дрожащий огонек на берегу реки или на опушке леса. Маленький огонек перемещался, как светлячок, по необозримому синему пространству замерзшей реки, и Анжелика догадалась, что это Гильомета, колдунья, мчится галопом на свой остров, в свое поместье, полное жизни, не следующей общим законам.

Анжелика знала, что придет день, и она захочет посетить большой зал поместья Гильометы, и та расскажет свою тайну. Она навестит ее на Орлеанском острове, когда придет предвесеннее время, которое в Канаде называют «время сахара».

* * *

Анжелика выискивала различные предлоги, чтобы вновь увидеть мать Магдалину.

Немного спустя после дня Богоявления Анжелика принесла ей для позолоты два деревянных подсвечника, выполненных на религиозные сюжеты. Она заказала их ле Васеру с намерением подарить их Польке для ее молельни.

Мать Магдалина, которая была начальницей мастерских, сама занялась этим заказом.

Прилежание и видимое удовольствие, с которым монахини делали свою работу, вызывали у Анжелики чувство покоя и безмятежности. Когда она приходила в мастерские навещать мать Магдалину, она с трудом вспоминала, какая темная, демоническая история предшествовала их встрече.

Две другие монахини и их подручные работали в мастерской, каждая занятая своим делом. Можно было обменяться несколькими словами.

Внезапно Анжелика задала матери Магдалине вопрос, который ее давно занимал:

— Скажите мне, матушка, какое лицо было у Архангела?

Монахиня быстро искоса на нее посмотрела, но сделала вид, что не понимает.

Мать Магдалина положила рядом с собой тряпочку с которой она работала. Кистью руки, так как пальцы ее были запачканы, она отвела со лба прядь, выбившуюся из прически.

— Он был похож на вас, — сказала она наконец. — Да, таким я его видела… в особенности после того, как узнала вас. Сначала это был только светлый силуэт с пылающим мечом. Очень юный, очень гордый. Очень чистый, но очень беспощадный. Архангел-мститель. У него были светлые глаза, как у вас, мадам, и в чертах лица что-то от вашей красоты. Но это были не вы. Спутать было невозможно. Это был даже не отблеск ваш. У него был мужественный вид, как у ангелов, которые охраняют Божий трон, несмотря на то, что из-за его молодости в нем была почти женская грация. У него были длинные вьющиеся волосы… золотистые… Он был чудесен… — вздохнула она. — Это был Архангел… — заключила она со своей милой, обезоруживающей улыбкой.