Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эллиотту следует туда поступить. Я хочу, чтобы он поступил, – пробормотала я.
Кэй коротко кивнула и снова села.
– Тогда он, возможно, выберется из ямы, в которую ты его затянула.
– Мама, хватит! – прорычал Эллиотт.
Ли гневно нахмурилась.
– Предполагалось, что у нас будет ужин в теплой семейной обстановке. Кэй, ты и двух секунд не можешь подумать о ком-то, кроме себя. Даже о собственном сыне.
Кэй вытаращила глаза.
– Хочешь выставить меня виноватой? Я с самого начала хотела, чтобы Эллиотт уехал вместе со мной в Юкон. Не останься он здесь, он не стал бы подозреваемым в деле о похищении человека, верно?
– Он не хотел ехать в Юкон, Кэй!
– Возможно, он захотел бы, встань ты на мою сторону! Он остался здесь, как ты и хотела, и посмотри, к чему это привело! Он в любую минуту может загреметь в тюрьму! Я ведь говорила, что этот город принесет нам одни несчастья!
– Ты обвиняешь меня? За то, что я дала Эллиотту дом? За то, что я заботилась о нем, пока ты лежала в постели?
– Как ты смеешь?! У меня была депрессия! Я ничего не могла поделать! – взвизгнула Кэй.
– Для меня Эллиотт все равно что родной сын, вот как сильно я его люблю!
– Он не твой! – Кэй вскочила и уперлась ладонями в стол. – Он мой сын! Не твой!
Эллиотт встал и молча вышел в кухню. Скрипнул выдвижной ящик. Эллиотт вернулся, неся длинную прямоугольную коробку. Распаковав ее, он достал рулон пищевой фольги, оторвал от нее кусок и замотал фольгой мою тарелку, потом проделал то же самое со своей. Поставил тарелки одна на другую, взял наши с ним вилки и выжидающе посмотрел на меня.
– Эллиотт, – умоляюще проговорила Ли. – Мне так жаль.
– Мы поедим внизу, – он жестом предложил мне следовать за ним, и я повиновалась.
Пока мы шли по коридору, нам вслед летели возмущенные крики Кэй. Она критиковала Ли на чем свет стоит. Эллиотт захлопнул дверь, потом мы спустились по лестнице в подвал, служивший Эллиотту спальней, и уселись на кровать. Эллиотт молча отправлял в рот один кусок запеканки за другим и смотрел в пол. Приглушенные голоса споривших Ли и Кэй все равно долетали до подвала. У меня возникло чувство дежавю.
– Ты улыбаешься, – заметил Эллиотт.
– Ой, – я поскорее проглотила кусок пищи. – Просто мне вспомнилось, как ругались мои родители. Давненько я не слышала такой перепалки.
Он наклонил голову, прислушиваясь, потом уголок его рта пополз вверх.
– Похоже на тот вечер, когда мы с тобой познакомились.
Я кивнула и отправила в рот очередной кусочек. Несмотря на крики наверху, атмосфера в подвале установилась умиротворяющая. Я даже представила себе, что это ругаются мои родители: оба кричат и не слушают друг друга.
Вдоль дальней стены комнаты была натянута веревка, с которой свисали черно-белые фотографии: я вместе с Эллиоттом, качели в парке Битл, поле, где мы вместе гуляли. Над кроватью висели фотографии в рамках, на стенах красовались коллажи, и с каждого снимка глядело мое лицо.
– Похоже, я есть почти на всех фотографиях.
Эллиотт пожал плечами.
– Говорят же: человек фотографирует то, что любит больше всего.
Я взяла его фотоаппарат, направила на Эллиотта и сделала снимок. Он ослепительно улыбнулся.
– Ты скучаешь по отцу? – спросила я, разглядывая фотографии на цифровом дисплее.
– Он звонит мне время от времени. Вероятно, периодически устает от мысли, что он – бесполезный кусок дерьма, вот его и тянет поговорить. А ты? Скучаешь по своему отцу?
– Каждую секунду, – вздохнула я и уставилась в пол. – Я говорила серьезно, мне хочется, чтобы ты поехал учиться в Бейлорский университет.
– Я тоже говорил серьезно. Я тебя здесь не оставлю.
– Я не одна.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Я положила его фотоаппарат обратно на стол.
– Вообще-то, я жила в доме на Джунипер-стрит сама по себе целых два года, пока ты не вернулся.
Эллиотт горестно вздохнул.
– Ты уже живешь с миссис Мейсон.
– Только до тех пор, пока ты не закончишь школу и не уедешь.
Все эмоции исчезли с его лица.
– Вот, значит, как? Ты просто покупаешь мне время, чтобы я мог поступить в университет? А потом ты вернешься в тот дом?
– Ты опять говоришь вопросами.
– Да, я начинаю так говорить, когда расстроен. Ты совершенно не думаешь о собственной безопасности. Как я могу уехать, зная это?
– Ты такой лицемер, – огрызнулась я.
Эллиотт ткнул пальцем себе в грудь.
– Это я-то лицемер?
– Ты говоришь, что мне не следует отправляться в опасное, как ты считаешь, место, в то время как сам готов ради меня пожертвовать учебой в университете.
– «Как я считаю»? Кэтрин, я понятия не имею, что происходит у тебя дома, но уверен в одном: находиться там опасно!
Я сморщила нос.
– Это не мой дом.
– Видишь? – воскликнул Эллиотт, отставляя тарелку и вставая. Он жестом обвинителя наставил на меня указательный палец. – Это ненормально. Ты собираешься вернуться в место, которое даже не считаешь домом.
– В Оклахоме я никогда не чувствовала себя дома.
Эллиотт опустился передо мной на колени и обнял мои ноги.
– Тогда поехали со мной в Техас.
Я погладила его щеки.
– Я не могу себе этого позволить.
– Так возьми кредит в банке.
– Я не могу позволить себе выплачивать кредит. Мне придется устроиться на вторую работу, иначе мы потеряем гостиницу.
– Почему ты так за нее цепляешься?! – завопил Эллиотт.
Он вскочил и принялся расхаживать из угла в угол.
– Я не цепляюсь! Она мне не нужна! Я не желаю хранить ее секреты! Хотелось бы мне от нее освободиться, но я не могу!
Эллиотт повернулся ко мне.
– Разве ты не знаешь, Кэтрин?
– Чего не знаю? – рявкнула я.
– Вся прелесть секрета состоит в том, что им можно поделиться с кем-то, кому доверяешь. Доверься мне. Позволь помочь тебе.
– Хочешь сказать, я должна позволить тебе меня спасти?
Эллиотт сглотнул.
– Мы могли бы спасти друг друга.
Я гневно уставилась на него. Уговоры Эллиотта поколебали мою решимость, и меня это сердило.
– Я уже переехала. Я уже оставила мамочку ради того, чтобы ты получил стипендию. Не проси меня еще и об этом.