Авиадиспетчеры с кем-то горячо торговались, от чего приготовления к взлету чрезвычайно затянулись. Наконец самолет вырулил на взлетную полосу и поднялся в небо, а Перри погрузился в тяжелую дремоту.

Разбудил его резкий порыв обжигающе холодного ветра. Открыв глаза, он вздрогнул. У распахнутого люка стоял Данхилл, его смятую униформу стягивали парашютные ремни.

— Что?… Что стряслось? — воскликнул Перри. — Пожар?

— Нет, — подчеркнуто официально сообщил пилот. — Просто я бастую.

— Ты шутишь.

— Отнюдь. Только что поступила радиограмма: отвергнув справедливые требования профсоюза пилотов частных двухмоторных самолетов с низкой посадкой крыльев, наниматели покинули стол переговоров. Заручившись поддержкой независимых профсоюзов пилотов одномоторных самолетов с низкой посадкой крыльев и двухмоторных самолетов с высокой, наш профсоюз отдал всем своим членам распоряжение о прекращении работы ровно в полночь. То есть приблизительно через тридцать секунд.

— Но Бойд!.. Что же будет со мной? У меня же нет парашюта!

На лице пилота появилось выражение угрюмой решимости.

— С какой стати мне за вас беспокоиться? Вам же было плевать на меня, когда я добивался жалких трех миллионов в год.

— Ну ладно, я был эгоистом. — Отстегнув ремни, Перри встал. — Не прыгай, Бойд, я удвою твою зарплату.

— Наш союз требует большего, — нетерпеливо бросил Данхилл.

— Хорошо, я ее утрою! Бойд…

— Оставьте ваши щедрые посулы при себе. Я не нарушу профсоюзной солидарности. — С этими словами Данхилл повернулся и сиганул в ревущую тьму.

Проводив его взглядом, Перри закрыл крышку люка и побрел к пилотской кабине. Самолет шел на автопилоте. Перри плюхнулся в левое кресло и вгляделся в приборную доску. Мысли его перенеслись в далекое прошлое, когда он служил военным летчиком во Вьетнаме.

Конечно, его самостоятельное приземление вызовет недовольство профсоюза, но умирать он тоже не собирался. Лестер отключил автопилот и решительно взялся за штурвал.

Пролетев несколько тысяч футов, Данхилл дернул кольцо. Тряхнуло его гораздо слабее, чем он ожидал. Секунды две он падал почти с прежней скоростью, а когда задрал голову, его глазам вместо туго натянутого купола предстал развевающийся пучок разноцветных нейлоновых лоскутков.

Слишком поздно он вспомнил, что профсоюз укладчиков парашютов, не добившийся увеличения оплачиваемых ежеквартальных отпусков, угрожал подрывной деятельностью.

— Коммунисты проклятые! — запоздало завопил он. — Грязные красные анархисты! Сволочи пога-а-а!..

Голос его потонул в реве ветра.

В один прекрасный день маг по имени Дардаш, еще относительно молодой — ему исполнилось сто три года, — решил удалиться от мира.

Он выбрал островок неподалеку от побережья Колданы и построил там небольшой, но уютный домик, снаружи похожий на иссеченный ветрами каменный пик. Свое жилище он оборудовал всем необходимым для жизни, а потом перевез туда все свое достояние, в том числе и наиболее ценную его часть: двенадцать увесистых свитков в герметических цилиндрах из промасленной кожи, скрепленной серебряной проволокой. Новый дом Дардаш окружил особыми магическими завесами и в завершение, как бы для того, чтобы его уединение было действительно полным, сделал весь остров невидимым.

Маг, как было сказано, решил, что покончил с миром. Но мир был далек от того, чтобы покончить с Дардашем…

Стояло чудесное весеннее утро, одно из тех, когда мир кажется сотворенным заново. На востоке, там, где солнечные лучи касались песчаных откосов, земля мерцала, как расплавленное золото, украшенное белым пламенем, а голубая необъятность моря, уходящая за горизонт и почти граничащая с пустотой, словно подвергала сомнению всю человеческую историю: Минойский Крит, и Египет, и Шумер будто никогда не существовали или исчезли так же бесследно, как их предшественницы — древние цивилизации, основанные на магии. Казалось, в мире царит один лишь ветер, поющий песню новых начал.

Дардаш медленно брел вдоль берега своего островка, вспоминая ту пору, когда такое вот утро наполняло его мучительным и радостным томлением. Увы, эти времена давно миновали.

Как всякому магу, Дардашу не составляло труда сохранять свое тело сильным и здоровым, однако ум его был стар и развращен сомнением. Когда двенадцать свитков впервые попали к нему в руки, он сразу догадался, что они содержат заклинания, записанные в незапамятные времена расцвета магии, и с пугающей ясностью понял, что судьба уготовила ему стать величайшим волхвом, который когда-либо жил на свете. Это случилось почти два десятка лет назад, а сейчас он уже растерял значительную часть своей уверенности и — хотя сам он редко себе в этом признавался — все чаще стал поддаваться отчаянию — и все из-за единственного, сводящего с ума, неразрешимого вопроса.

Погруженный в свои унылые мысли, не замечая окружающей его красоты, Дардаш дошел до северо-восточной оконечности своих владений и уже решил повернуть на юг, когда его внимание привлекло белое пятнышко, блеснувшее на дальнем берегу за полоской воды, отделяющей его остров от материка. Здешнее побережье Колданы каменисто, в таких местах обычно селятся чайки, но предмет, замеченный Дардашем, не был птицей, а напоминал скорее человека в белом одеянии, хотя путешественники редко забирались в эти края. Несколько мгновений Дардаш вглядывался в сверкающее пятнышко, пытаясь рассмотреть его получше, но даже острое зрение мага было не в силах пробиться сквозь легкую дымку, вызванную окутывающим островок невидимым экраном.

Он пожал плечами и вернулся к более важным размышлениям. Дардаш изъездил мир вдоль и поперек, говорил на всех основных языках и знал все виды письменности, которые только существовали. Заклинания двенадцати свитков были изложены на Древнем Языке, и на первый взгляд это не создавало особых затруднений, тем более для того, кто привык разбирать всевозможные странные надписи. Несколько месяцев, возможно, даже несколько лет кропотливой работы, и тайна старых рукописей, несомненно, будет раскрыта, и тогда он получит возможность осуществить свою изначальную мечту — стать бессмертным и обрести всю фантастическую мощь колдунов минувшей эпохи грез.

Но сделать это Дардашу не позволял пробел в десять тысяч лет.

Древняя цивилизация, основанная на магии, столь могущественная в дни, когда мана растекалась повсюду в изобилии, оказалась колоссом на глиняных ногах. Как только необходимое для магии вещество исчезло с лица земли, рассыпалась и обратилась в ничто и сама цивилизация.

От тех времен сохранились лишь несколько реликвий, и те из них, что Дардаш видел или думал, что видел, совершенно не отвечали направлению его поисков. Ему необходим был ключ к Древнему Языку, и пока он оставался ненайденным, Дардаш не мог полностью развить свои способности…