преувеличений. Ты ведь уже писал, что ей двадцать семь лет, что она жила одна в двухкомнатной квартире на Скугсвеген. И работала в парикмахерской.

— Значит, тревогу поднял ее хозяин?

— Да, после того, как она два дня не появлялась на работе.

— И не отвечала на телефонные звонки. Но это не совсем обычный случай.

— Необычный?

— Ну, что тревогу подняли так скоро... Уже через два дня.

— Два дня — это все же срок. А у него в салоне много клиентов, все жаждут постричься перед рождеством, и только два помощника, кроме нее... Нет ничего странного, что он удивился и забеспокоился.

— Может быть, и так. Но неужели нет никаких новых сведений? Вскрытие сделали?

— Да. Сегодня утром я получил акт вскрытия. Но я не имею права...

— Понятно, — вздохнул Борг. — Ее изнасиловали?

— Откуда ты это взял?

— Я просто спрашиваю...

— У нас нет никаких оснований говорить об изнасиловании. Но есть признаки, свидетельствующие, что непосредственно перед смертью имели место половые сношения.

65

Стур положил трубку и обернулся. Посмотрел на Стефана Элга, хотел было высказать свое мнение о дотошных журналистах, но раздумал. Что толку!

— Значит, так, — сказал он. — Зови остальных, обсудим ситуацию.

Элг кивнул.

Позже все они сидели за столом Стура.

Элг, Карлссон, Валл, Маттиассон.

— Три дня, — вздохнул Карлссон. — А ничего существенного мы не раскопали.

— У нас есть протокол вскрытия от Фрице из Лунда, — сказал Стур, вынимая из коричневого конверта пачку бумаг. — Там сказано, что она была избита до смерти.

— До смерти? Без единого удара ногой? — удивился Карлссон.

— По-видимому, так.

— Обычно, если уж бьют, то бьют и ногами.

— Здесь, очевидно, только кулаками.

— Здоровенный, видать, был, сволочь, — сказал Маттиассон.

— А ей всего двадцать семь, — продолжал Стур. — Жила одна в двухкомнатной квартире на Скугсвеген. Работала мужским парикмахером. Физических дефектов, болезней не имела. Шрам от операции по поводу аппендицита. Не была девицей. Обнаружены следы спермы...

— Только этого недоставало, — вздохнул Маттиассон. — А не мог этот Фрице сказать, много ли их было, которые имели с ней дело?

— По-видимому, только один. Но все это нам ничего не дает. Может, у кого из вас есть новые сведения?

— Позвольте мне внести свою лепту, — сказал Элг. — Я разговаривал с ее соседями по дому. По ночам у нее частенько бывали мужчины. Они чередовались, но одни и те же лица появлялись регулярно, через определенные промежутки.

— А по вечерам захаживали и другие? — спросил Валл.

— Вполне вероятно.

— Сколько же их бывало у нее? — спросил Стур.

— За раз?

— Очень остроумно, — сказал Карлссон.

— Трудно подсчитать, — улыбнулся Элг. — Постоянных — человек пять, шесть. Может, больше.

— Тебе удалось установить хоть одну личность?

Элг отрицательно мотнул головой.

— Еще не занимался этим.

— Займись сегодня же.

Элг кивнул.

— Я просматривал ее вещи, — сказал Валл. — Вчера вечером закончил. Среди прочего мне попалась записная книжка... без адресов... Одни телефоны. Можно попробовать обзвонить номера, которые там числятся.

— Имена указаны? — спросил Стур.

— Нет, только номера.

— Садись и звони.

Валл кивнул.

— Прямо сейчас? — спросил он.

— Чем скорее, тем лучше.

Валл вышел.

Все молчали. Стур откинулся на спинку кресла, уставился в потолок.

— У нее в квартире бывали мужчины. Она работала мужским мастером в парикмахерской...

Остальные трое смотрели на него.

Снова наступило молчание.

— Да, — сказал наконец Маттиассон. — Я изучал картотеку насильников, но пока мне не попалось ничего стоящего.

— Интересно, чем она занималась в тот последний день? — сказал Карлссон.

— Известно, во всяком случае, следующее: работу закончила в шесть часов и около половины седьмого ушла из парикмахерской, — сказал Стур, почесывая указательным пальцем под носом. — Вряд ли удастся установить, когда она вернулась домой. Но если она пошла прямо домой, то это заняло примерно двадцать минут. Если ехала автобусом, то десять минут или четверть часа. А если на велосипеде, то и все полчаса, по нынешним дорогам.

— Никто в салоне не знает, каким образом она добиралась до дому, — сказал Элг.

— Да. Именно так. Но в половине восьмого одна из соседок слышала, что Ильва Нильссон принимала душ: она пела в ванной.

— Да. А в девять часов другая соседка видела, как она снова вышла из дома, — добавил Элг. — После этого никто уже ничего не знает. Никто, похоже, не слышал, как она вернулась домой, и никто ее не видел.

— Странно, — сказал Маттиассон, — что не отзываются те, кто бы должен был видеть ее в тот вечер... последний вечер. Ведь ее портрет поместили в газете, казалось бы, кто-то должен ее узнать.

— Может, стоит собрать сведения о постоянных клиентах салона, — предложил Элг.

Стур посмотрел на него и кивнул.

— Тебе давно пора постричься, — сказал Карлссон.

— Правда? — с сомнением спросил Стур.

66

— В это время года у вас, видно, дела невпроворот, — сказал Стур.

— О да, — подтвердил владелец салона. — Но обычно наплыв во второй половине дня.

В салоне был только один посетитель, в третьем кресле от Стура.

— Такие височки вас устраивают?

Стур взглянул в зеркало.

— Да, — сказал он. — Значит, она проработала у вас три года?

— Ну вот, теперь займемся этими загадочными нападениями, — сказал Карлссон Маттиассону.

Они сидели у себя в комнате, каждый за своим столом.

— Да, опять Нюхем...

— И никаких следов. Разве не странно, что ни один из пострадавших не может дать вразумительного описания?

— Очевидно, потому, что все происходит слишком быстро. Пострадавшие не успевают прийти в себя.

Началось это с осени.

Пострадавшие — люди среднего