Римское влияние быстро получило широкое распространение, но этот процесс все же не был ни мгновенным, ни настолько всеохватывающим, чтобы в этой области не сохранились свои характерные черты и некоторые региональные различия. Три Галлии были намного менее романизированными, чем Нарбонская. В период расцвета колонизации за пределы последней были выведены лишь 3 ветеранские колонии – в Лугдуне, Новиодуне (современный Ньон) и в Раурике (современный Аугст в Швейцарии), и, хотя города к тому времени уже во многом стали важным элементом галльского общества, они функционировали не так, как ожидали римляне. Для них город был политической единицей, из которой осуществлялось управление прилегающими землями, причем ни один город не зависел от своих соседей. В Галлии же родоплеменные объединения – или civitas – играли более важную роль, и большинство из них включало в себя по несколько городов, каждый из которых был частью более широкой общности, в то время как многие представители знати могли жить на своих подворьях, а не в oppida.[544]

Август, по-видимому, следовал римскому обычаю не контролировать до мелочей действия этой структуры, обращаться с каждой civitas так, как если бы она была городом-государством, и назначать один из ее городов столицей – в этом случае он становился подлинным центром всей civitas, даже если существовали другие поселения такого же размера. В некоторых из этих центров развитие поощрялось государством, но, тем не менее, нередко наблюдалась тенденция к смешению стилей. Многим недоставало четкой римской планировки, хотя почти все быстро обзавелись Форумами. С течением времени большинство центров сместилось с холмов, на которых предпочитали селиться в доримские времена, в низины с беспрепятственным доступом к сети дорог. Постепенно принимались римские институты местного самоуправления, даже если при этом происходило смешение с местными традициями. Галльские названия – такие, например, как вергобрет, обозначавшее высшего магистрата civitas, – все еще оставались в употреблении, а если перенимались римские названия должностей, как, например, претор, то он был только один, а коллегиальность отсутствовала.[545]

В трех Галлиях римских граждан было меньше, чем в Нарбонской, хотя их число постоянно росло. Местную знать поощряли давать своим детям римское образование, так что со временем в Галлии начала процветать риторика. В то же время существовали возможности для оказания помощи римской администрации – можно было служить от ее имени в качестве местных магистратов и, прежде всего, завербоваться в качестве офицеров римской армии. Около трети вспомогательных подразделений, возникших при Августе, происходило из Галлии. О могуществе знати более не судили по числу подначальных им воинов, как это было при Юлии Цезаре, но зато для их потомков существовала возможность прославиться, сражаясь за Рим. В I в. до н. э. многих по-прежнему хоронили вместе с мечом или каким-либо другим оружием, как это делалось на протяжении многих поколений. Некоторые привычки изменялись лишь постепенно. Друидический культ бегло упоминается в источниках и до сих пор мало изучен, хотя в доримской Галлии он выходил за пределы одной страны, а его служители ведали судопроизводством, и нельзя сказать, что он исчез мгновенно. Человеческие жертвоприношения, а также способствовавшие им набеги на соседние территории, охота за головами и войны между племенами были запрещены. Однако хотя Август и запретил римским гражданам участвовать в друидических обрядах, саму эту религию он не объявил вне закона. Другие галльские культы получили римские названия и все чаще стали отправляться в каменных храмах, даже если те находились не в городах, а в неких священных местах.[546]

Сохранение традиций не обязательно означало жесткий и преднамеренный отказ от римских обычаев, и в целом создается впечатление того, что стремление стать римлянами было весьма широко распространено – по крайней мере, среди состоятельной части населения. На самом деле, римляне не особенно стремились навязывать свою культуру, за исключением тех случаев, когда это нужно было в административных целях. Поэтому вместо традиционного лунного календаря, который использовали друиды, в Галлии был введен римский календарь, в соответствии с которым год делился на временные отрезки, и стало ясно, когда устраивать праздники, а когда – сбор налогов. Как и любая новая система, календарь сначала вызвал непонимание, и один из финансовых чиновников Августа решил воспользоваться незнанием неизвестной системы. Его звали Юлий Лицин, и он сам был галлом, но в свое время его захватили в плен и обратили в рабство – возможно, во время галльских походов Юлия Цезаря. Вскоре он стал одним из доверенных лиц последнего и служил ему так хорошо, что получил в награду свободу. Впоследствии Лицин сохранял верность Августу, и за это был назначен прокуратором. Не совсем понятно, что это была за должность, однако все чаще она ассоциировалась с принадлежностью к всадническому сословию. Прокураторов нанимали в качестве помощников императорских легатов – примерно так же, как квесторы помогали проконсулам – и поручали им сбор налогов, причитающихся государству.

Лицин выказывал мало сочувствия своим соплеменникам-галлам. Возможно, он уже был богат, когда приехал в провинцию, однако, несмотря на это, стремился стать еще богаче и потому использовал любую возможность, чтобы собрать больше денег, чем полагалось, а разницу положить себе в карман. В старом римском календаре, который насчитывал десять месяцев, последним был декабрь. Когда Юлий Цезарь проводил реформу календаря, первым месяцем он оставил январь, а последним – декабрь, поскольку и в том, и в другом были важные с точки зрения политики и религии даты. Лицин же сказал галлам, что, поскольку на латыни «декабрь» означает «десятый», а всего их двенадцать, то до конца года остается еще два месяца. На этом основании он два лишних месяца вымогал у них налоги.

Независимо от того, поверили они ему или нет, у галлов просто не было выбора: если бы они не стали платить, им пришлось бы столкнуться с гневом и – в конечном счете – с принуждением со стороны императорской власти. Тем не менее многие начали что-то подозревать и, когда в 16 г. до н. э. Август приехал в провинцию, они ему пожаловались. Поначалу принцепс отклонял подобные иски – отчасти потому, что не хотел признавать, что назначил столь продажного представителя, и принимал только умеренную критику своего прокуратора. Однако масса доказательств и ярко выраженная враждебность многих влиятельных знатных лиц так очевидно свидетельствовали против Лицина, что тот придумал еще более хитроумный план, как избежать наказания. Он пригласил Августа к себе домой и подарил ему все деньги, которые насобирал для себя, объявив при этом, что делал это специально, чтобы галльская аристократия не разбогатела настолько, чтобы поднять мятеж против Рима. Это – один из редко встречающихся намеков на то, что римляне были весьма обеспокоены возможностью восстания в Галлии и старались не доводить местных до крайности. Впрочем, похоже, что Лицин так и не был наказан, а значит, его оправданию, судя по всему, поверили.

Часто Август не знал, что делают в провинциях его уполномоченные, пока сам туда не приезжал; это и было одной из причин его многочисленных поездок. Заниматься самообогащением не возбранялось, однако цель все же заключалась в том, чтобы ограничивать произвол провинциальной администрации, поскольку он часто приводил к восстаниям, одно из которых Лицин якобы предотвратил. Путешествия с целью получения аудиенции у принцепса занимали довольно много времени и были весьма затратными, так как могли включать поездку в Рим или туда, где он в данный момент находился. Путешествия же Августа по провинциям давали возможность поговорить с ним гораздо большему числу как индивидуальных просителей, так и общин. Когда Август был в Галлии, Агриппа находился в Сирии и других восточных провинциях, действуя таким же образом. Это не только позволяло разбирать конкретные ходатайства, но и помогало дать более ясное представление о позиции и идеологии римского правительства. Подобная практика затрудняла будущим наместникам – проконсулам или легатам – использование принципиально иных подходов в работе с общинами.