Дэвид вытащил пистолет из-за пояса. Надо заставить его говорить еще хоть чуточку подольше.

– В толк не возьму, какое это имеет отношение к вам.

– Правда? А почему же, по-твоему, Пирс согласился работать с нами?

– Иначе вы бы его прикончили.

– Да, но смерти он не боялся. Ты же читал концовку дневника. Он бы принял гибель с распростертыми объятьями, поубивал бы нас всех во блеске славы. Мы отняли у него всё, что он любил. Но его любовь к собственному дитяте была могущественнее, нежели его ненависть. Как я сказал, Патрик Пирс был чрезвычайно умен. Едва выйдя из трубы, он тотчас понял, что это такое. Трубы анабиоза, камеры приостановленной жизнедеятельности… В этом импровизированном госпитале, на складе у нас над головами он пошел на сделку. Он поместит мертвое тело Хелены в одну трубу, а Канн – Дитера, своего умирающего сына, – в другую. Оба стали одержимы медицинскими исследованиями. Оба мечтали о дне, когда смогут открыть трубы и спасти своих возлюбленных. Разумеется, идеи Канна были более радикальными, более расистскими. Он посвятил себя отысканию способа пережить воздействие Колокола. Перевез его в Германию и… об экспериментах ты уже знаешь. Нам было известно, что Пирс работает против нас, что-то затевает. В тридцать восьмом году, накануне своей экспедиции, Канн приказал своим штурмовикам схватить Пирса и поместить его в трубу.

– А не проще ли было прикончить его на месте?

– Нам бы этого хотелось, но, как я уже говорил, мы знали, что он вел дневник и разрабатывал еще какие-то планы против нас. Мы предполагали, что эти планы будут приведены в исполнение после его смерти, так что оказались в затруднительном положении. Убивать его было по-прежнему слишком рискованно. И все-таки я посмеялся от души, когда Пирс отбивался изо всех сил, пока бойцы не нейтрализовали его и не швырнули в трубу. Затем, к вящему моему изумлению и ужасу, Канн приказал сунуть в другую трубу меня. Он не доверял мне – и это после стольких лет моей службы верой и правдой. Канн пообещал вытащить меня, когда вернется. Он даже и не помышлял, что не вернется, но, конечно же, именно так и вышло. Мы нашли его субмарину всего пару недель назад в Антарктике.

Мы с Пирсом очнулись уже в семьдесят восьмом году – в совершенно ином мире. Наша организация – «Иммари» – практически самоликвидировалась, остались только костяки наших корпораций и определенные зарубежные активы. Вторая мировая война выкосила наши ряды. Многие из наших активов присвоили нацисты, и Колокол в том числе. Верхушка Иммари, имевшаяся на тот момент, просто волосы на себе рвала, пребывая в таком отчаянии, что вытащила на свет божий старичков, тех самых, кто в первую голову и создал «Иммари Интернейшнл». По крайней мере, им хватило ума хотя бы на это. Но всей истории они, конечно же, не знали. Нас с Патриком Пирсом пробудили одновременно, и наше противостояние возобновилось практически с того же места, где мы прервались. Я занялся переустройством «Иммари», а Патрик снова взялся за свое, вставляя мне палки в колеса. Я начал с того, что возродил организацию, которую основал, – мое подразделение Иммари, первую в мире глобальную разведывательную организацию. Ты с ней знаком. Это «Часовая башня». Разведывательное подразделение Иммари.

– Вы лжете.

– Отнюдь. И ты это знаешь. Ты видел сообщения, которые мы слали в сорок седьмом, – те самые, внедренные в некрологи «Нью-Йорк таймс». С какой бы еще стати помечать сообщения Иммари словами «часы» и «башня»? Ты должен был понять это еще тогда, когда увидел расшифрованные сообщения, а то и прежде. Где-то в закоулках своего рассудка ты знал, что такое «Часовая башня», с той самой секунды, когда услыхал, сколько агентов находятся под контролем Иммари. Ты знал это, когда отделения сдавались одно за другим. Поразмысли об этом. Иммари вовсе не подрывали деятельность «Часовой башни». Она и была подразделением Иммари – команда, призванная завоевать доверие мировых разведывательных служб, внедриться в них сверху донизу и позаботиться, чтобы, когда придет день и мы спустим с цепи чуму Атлантиды, они были бы бессильны и совершенно слепы. «Часовая башня» служит и еще одной цели: собирать и удерживать под контролем всех, кто напал на след генерального плана Иммари – людей вроде тебя. Все то время, что ты пребывал в «Часовой башне», мы пристально следили за тобой, пытаясь установить, сколько тебе известно и кому еще ты это сообщил. Иного решения попросту не существует. Люди вроде тебя на допросах не ломаются. Но есть и еще одно преимущество. Мы обнаружили, что с годами, узнав истину во всей ее полноте, большинство агентов присоединяются к нам. Ты тоже присоединишься. Вот почему ты здесь.

– Чтобы пройти индоктринацию? Думаете, я переметнусь, послушав ваши умопостроения?

– Все обстоит не так, как выглядит…

– Я слышал уже достаточно.

И, подняв пистолет, Дэвид нажал на спусковой крючок.

База «Призма» «Иммари Рисеч»

Восточная Антарктика

Кейт тряхнула головой. Откуда он здесь взялся? Горло у нее перехватило. Только и смогла, что выдавить предательски сорвавшимся голосом:

– Почему?

Мина Дориана изменилась, словно он вспомнил о каком-то ненужном пустяке, забытом в бакалейном магазине.

– Ах, это! Просто рассчитывался за один старый должок. Но это ерунда по сравнению с тем, что я сделаю с тобой, если ты не скажешь, чем лечила этих детей, – он подступил ближе, загоняя Кейт в угол.

Она захотела открыться ему сейчас же, чтобы увидеть выражение его лица.

– Пуповинной кровью.

– Что? – Дориан на шаг попятился от нее.

– Я потеряла ребенка. Но за месяц до того извлекла из пуповины стволовые клетки – просто на случай, если у ребенка вдруг разовьется состояние, которое потребует стволовых клеток.

– Ты лжешь!

– Ни на йоту. Я подвергла этих детей экспериментальному лечению с помощью стволовых клеток, взяв клетки зародыша нашего мертвого ребенка. И израсходовала все до капельки. Не осталось больше ничего.

Туннели Иммари

Гибралтар

Дэвид нажал на спусковой крючок снова. Опять щелчок.

– Я извлек ударник, – сообщил Крейг. – Я понимал, что разряженный пистолет ты по весу сразу отличишь.

– И чего вы от меня хотите?

– Я уже сказал. Я здесь, чтобы завербовать тебя. Когда мы закончим беседу, ты будешь знать истину и наконец…

– Нет. Можете убить меня прямо сейчас.

– Я бы предпочел воздержаться от этого. Найти хороших людей не так-то просто. Есть и другая причина: ты знаешь больше, чем любой другой. Ты находишься в уникальном положении, чтобы…

– Вы же знаете, почему я пошел в «Часовую башню», что Иммари отняли у меня. Что отняли у меня вы.

– Не я. Дориан. Дитер Канн. Разумеется, я использовал «Часовую башню», чтобы заручиться гарантией, что ни одно разведывательное агентство не проведает о заговоре, но одиннадцатое сентября планировал он. Это порождение его рассудка. Он был одержим поисками отца в этих горах и отчаянно нуждался в каком-нибудь благовидном предлоге. И это не единственная причина. Как я уже говорил, когда я пришел в себя в семьдесят восьмом, от нашей организации остались жалкие развалины, и к две тысячи первому мы еще до конца не оправились. Мы нуждались в деньгах и глобальной ширме, чтобы возобновить свою работу.