Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть третья. Вот мы и здесь: 1951-
16. КНЯЗЬЯ КОРОНЫ
Некролог, опубликованный в газете New York Times в конце 1960-х годов, рассказывал интересную историю для тех, кто любит читать между строк. В нем сообщалось о смерти миссис Роберты Леви, общественного деятеля, 69 лет. «Миссис Леви, — говорилось в сообщении, — активно участвовавшая в общественной и филантропической деятельности, родилась в Нью-Йорке 27 сентября 1897 года, дочь Джесси Изадора Штрауса и Ирмы Натан Штраус». Штраусы были гордой старинной нью-йоркской немецко-еврейской семьей, но мать г-жи Леви происходила из еще более гордой еврейской семьи — сефардских Натанов, которые вели свою родословную от первых еврейских поселенцев в Америке в 1654 г., а по мнению одного генеалога семьи Натанов — еще дальше, к союзу между царем Соломоном и царицей Савской. Таким образом, для Джесси Изадора Штрауса этот брак представлял собой социальную ступеньку. «Ее отец, — говорилось далее, — был президентом компании «R. H. Macy & Company, Inc.» и занимал пост посла США во Франции с 1933 по 1936 год». В некрологе не упоминалось о том, что дед г-жи Леви был тем самым Изадором Штраусом, который затонул вместе с «Титаником», и что отец г-жи Леви был одним из немногих привилегированных жителей Нью-Йорка, которым разрешили войти в радиостудию Дэвида Сарноффа на вершине здания Wanamaker's, чтобы дождаться вестей о выживших. Некролог продолжился несколькими словами о карьере мужа Беатрис Натан Штрауса Леви, известного кардиолога, и их оставшихся в живых детях, и завершился словами: «Поминальная служба по миссис Леви будет проведена... в епископальной церкви Святого Джеймса, Мэдисон-авеню и 71-я улица».
Таким образом, три великих еврейских рода объединились в Америке — сефардские Натаны, немецкие Штраусы и скромные русские Леви — только для того, чтобы заслужить погребение в церкви Святого Джеймса, самой фешенебельной протестантской церкви Манхэттена. Это была история, можно сказать, полной ассимиляции. И она добавила горько-сладкий постскриптум к утверждению «kol Yisrael hem chaverim» — все в Израиле братья.
И все же христианизация Натана/Штрауса/Леви — это лишь часть истории о том, что происходило с евреями в Америке во второй половине ХХ века. Не прошло и нескольких лет, как в Цинциннати, в фешенебельном храме на Плам-Стрит, реформистской общине, основанной раввином Исааком Майером Уайзом, состоялся бар-мицва юного Калмана Левина II. Хотя молодой Левин был единственным из пяти братьев, выбравших этот обряд, он также представлял собой еще одну форму ассимиляции — переход от ортодоксальности своего тезки-деда к «либеральному просвещению» американского реформистского иудаизма. Для старшего поколения этот обряд мог восприниматься как своего рода некролог. И если различные Натаны и Штраусы — не говоря уже о Леви — могли бы перевернуться в гробах при известии о епископальном мемориале, то же самое мог сделать и отец настоящего Калмана Левина, узнав об обращении его правнука в реформаторскую веру.
Калман Левин умер ожесточенным человеком, жертвой, как он всегда считал, долгой борьбы Сэма Бронфмана за респектабельность, за принятие — ассимиляцию — в общество богатых, культурных и филантропических мужчин и женщин США и Канады, частью которого он так отчаянно хотел стать, за избавление от ярлыка «проклятый бутлегер», который, казалось, прикрепился к его имени. Он пробовал использовать высококлассную рекламу. Он даже попытался применить благочестивый подход, призывая американцев меньше пить. Связав эту тему с главным христианским праздником — Рождеством, когда принято пить и веселиться, он еще в 1934 году начал ежегодную рекламную кампанию Seagram's в сотнях газет по всем Соединенным Штатам, которая провозглашала: «Мы, производители виски, говорим: пейте умеренно». Высокий моральный тон этой рекламы и позиция Seagram в отношении пьянства вызвали одобрение как со стороны «мокрых», так и «сухих», духовенства и судебной системы, но не привели Сэма в Mount Royal Club. Стало казаться, что уже ничто не поможет.
Мистер Сэм также пытался отполировать свой запятнанный имидж, принимая на работу известных христиан и ставя их на высокие посты в своей компании. Бригадный генерал Фрэнк Швенгель, служивший в резерве армии США, был принят на работу и назначен ответственным за продажи в США в компании Seagram's. Фред Уилки был привлечен к руководству производством Seagram's на ликеро-водочном заводе компании в Луисвилле. Главными достоинствами г-на Уиллки, претендовавшего на эту должность, было то, что его брат, Уэнделл Л. Уиллки, был кандидатом в президенты США от республиканцев, а также то, что Уиллки — потомки старинного нью-йоркского рода Уэнделлов голубых кровей и состояли в Социальном реестре.
Именно приход Фреда Уиллки в Seagram's означал конец карьеры Калмана Левина в компании. Эти два человека с самого начала не сошлись во взглядах. Кроме того, по замыслу г-на Уиллки, для контроля за смешиванием продукции Seagram's должны были привлекаться ученые. Он полагал, что знаменитого нюха и вкуса г-на Левина недостаточно для того, чтобы обеспечить научное единообразие купажей. Г-н Левин, понятное дело, яростно защищал свое древнее ремесло мастера купажа. Но г-н Уиллки не согласился с ним, и, несмотря на часто повторяемую г-ном Сэмом сентенцию о том, что «дистилляция — это наука, а купажирование — искусство», он, видимо, склонил г-на Сэма на свою сторону. Г-н Левин написал несколько меморандумов г-ну Сэму, в которых жаловался на новый порядок вещей при режиме Уиллки в Луисвилле. Как правило, они оставались без ответа, равно как и любые выражения несогласия с политикой компании. (Мистер Сэм достаточно недвусмысленно объяснял, что это такое: «Я — политика компании!»). Наконец, Левин написал письмо, которое было равносильно ультиматуму: либо он, либо Фред Уиллки должны уйти. Ответ сверху гласил, что г-н Левин будет освобожден от своих обязанностей в Луисвилле и отправится в ораторское турне по стране, чтобы восхвалять превосходство смесей Seagram's.
Человеку, создавшему самый продаваемый бренд Seagram, эта ситуация пришлась не по душе, и вскоре информация о недовольстве Калмана Левина достигла слуха одного из информаторов Льюиса Розенштиля. В ответ на это Розенштиль сделал Левину выгодное предложение в Schenley's, и Левин решил его принять. Он сообщил о своем решении мистеру Сэму.
Мистер Сэм вскочил с кресла в своем офисе на Крайслер-билдинг с криком: «Ты идешь к моему врагу!». После этого он обрушил на своего
