Это была ложь, но кто в возбужденной толпе проверяет правдивость слов оратора! Услышав этот рассказ, народ потребовал немедленного суда над Цезоном, и он тут же был взят под стражу до вынесения приговора Авлом Вергинием. Однако сенаторы вступились за арестованного, и впервые в истории Рима было принято решение отпустить подсудимого на поруки под залог. Внесли его десять поручителей – каждый передал в казну три тысячи медных ассов. Отпущенный на свободу, Цезон в ближайшую ночь бежал из Рима. И пришлось его отцу возвращать поручителям их деньги. Распродав все свое имущество, Цинциннат рассчитался с долгом и удалился вместе с женой Рацилией за Тибр, на луга, где у него были клочок земли в четыре югера и лачуга[437].

Между тем Цезон, пылавший ненавистью к плебеям, нашел себе убежище у сабинян. Подстрекательскими речами и обещаниями он привлек к себе многих из них, прежде всего знатного сабинянина Аппия Гердония. Вскоре Цезон наладил связь и со своими сторонниками в Риме, договорившись с ними перебить народных трибунов и вернуть государство к тому порядку, который существовал до удаления плебеев на Священную гору.

Ближайшей ночью римские изгнанники и их рабы во главе с Цезоном и Аппием Гердонием проникли в Рим на лодках по Тибру, поднялись на Капитолий. Те, кто находился в крепости, пытались оказать им сопротивление, но были перебиты. Остальные с воплем «К оружию! Враг в городе!» ринулись на Форум. Возник страшный переполох. Трудно было понять, откуда пришла беда: вторглись ли соседи, восстали ли рабы. И только утром стало ясно, что крепость захвачена Аппием Гердонием, что он призвал рабов к свободе и намеревается вернуть в Рим всех изгнанных.

Для патрициев страшнее всего было обращение Аппия Гердония к рабам. Ведь в доме каждого из них было много рабов, о которых уже тогда говорили: «Сколько рабов – столько врагов». Народные же трибуны не без основания считали, что изгнанниками, захватившими вместе с сабинянами Капитолий, тайно руководит сам сенат, стремящийся возвратить себе всю полноту власти. Не помышляя о вооруженном сопротивлении заговорщикам, плебеи окружили народных трибунов, чтобы проголосовать за избрание пяти уполномоченных, которые должны были разработать закон, ограничивавший произвол патрицианских консулов.

Схватка на Форуме.

И вот тогда через бурлящий Форум прямо к ораторскому месту на возвышении[438] прошел консул Публий Валерий и обратился к народным трибунам с гневной речью, обвиняя их в бездействии, граничащем с пособничеством Аппию Гердонию. Кончил же свою речь консул призывом к плебеям стать под его знамена, обещая после освобождения Капитолия обсудить предлагаемый трибунами закон.

Настроение плебеев не менее, чем эта речь, изменило вступление в Рим союзного ему тускуланского легиона. Так в Риме появилось два вооруженных отряда, готовых штурмовать Капитолий. Один из них, состоявший из плебеев, возглавил консул Валерий.

Действуя с двух сторон, римляне и их друзья без особого труда овладели Капитолием. Заговорщики пытались найти убежище в храме, но нападавшие ворвались и туда. Казнены были все, кого не убили на месте: рабы сброшены с Тарпейской скалы, мятежным же римским гражданам и их союзникам отрубили головы. Среди казненных был и Аппий Гердоний. Тела Цезона странным образом не нашли, но в том, что погиб и он, никто не сомневался. Однако и среди защитников порядка не обошлось без потерь – погиб от брошенного кем-то дротика консул Валерий.

С благодарностью проводили из города тускуланцев, с помощью специальных обрядов очистили и освятили оскверненный кровью капитолийский храм. Тело консула Валерия в последний путь провожал весь Рим. Никто в Городе не помнил более пышных похорон. Каждый из плебеев положил к его порогу по четверти асса. Ведь плебеи хоронили не только Валерия, но и свою надежду на закон о консульской власти: вряд ли теперь кто-нибудь выполнит обещание не препятствовать обсуждению этого закона, данное Валерием.

Но не принесла эта победа Риму спокойствия. Вскоре подняли против Рима оружие сабиняне, жаждавшие мести за смерть Аппия Гердония. К ним присоединились эквы. Наибольшую же опасность представляли вольски. Они перешли римские рубежи и стали лагерем на реке Альгиде. Сенат отправил под Альгид послов, но вражеский предводитель Клелий даже не захотел с ними встретиться, заявив, что поручает выслушать римлян растущему перед мостом дубу.

Только после этого вольскам была объявлена война, и против них было отправлено войско во главе с консулом Минуцием. В сражении у Альгида римские легионы были разгромлены. Но и это страшное поражение не убедило плебеев помочь отечеству, ибо главными своими врагами они считали патрициев.

В этих условиях в сенате созрело решение назначить диктатора. Лучшей кандидатурой сенаторы сочли Луция Квинкция Цинцинната, которого один из ораторов назвал «последней надеждой римского государства». К нему была отряжена депутация.

Послы еще издали заметили обнаженного старца, шагающего за плугом. Пахарь также увидел послов и остановил быков.

Когда послы приблизились, Цинциннат поклонился им и спросил, какие дела заставили их покинуть курию.

– Есть одно дело, – ответил глава посольства. – Только непозволительно сообщать его тебе, пока ты в таком виде.

Цинциннат обернулся в сторону своей лачуги и, приложив к губам ладони, крикнул:

– Рацилия! Tory!

Пока жена выполняла его просьбу, Цинциннат отер тыльной стороной ладони пот со лба, запустил пальцы в седые волосы и придал им некое подобие порядка, стряхнул с груди песчинки. Наконец жена принесла тогу, и Цинциннат завернул в нее свое тощее голое тело.

Он выпрямился и, если бы не босые, испачканные в земле ноги, ничем внешне не отличался от тех, кто к нему пришел.

– Дело, которое нас привело к тебе, Луций Квинкций Цинциннат, таково! – торжественно произнес посланец. – На легионы консула Минуция напали эквы и осадили его. К эквам присоединились сабиняне. Поэтому сенат объявил чрезвычайное положение. Я и все, кто со мной, приветствуем тебя как диктатора. Твои двадцать четыре ликтора ожидают тебя у Карментальских ворот.

К полудню, переправившись через Тибр, Цинциннат вступил в Рим. Его встретили трое сыновей, друзья и родственники. Шествующий в окружении этих людей вслед за ликторами старец привлек внимание плебеев, столпившихся по обе стороны мостовой. Лица плебеев были озабочены. Что можно ожидать от человека, наделенного такой неимоверной властью, да еще отца ненавистного Цезона? В ближайшую ночь никто из плебеев не смог от волнения уснуть.