— Вылезай! — К моему облегчению, он отдал приказ по-арабски — следовательно, принял меня за здешнего. — Из какого монастыря?

— Дейр-аль-Анба Бишой, — ответил я, надеясь, что он не заметит моего английского акцента. Всматриваясь в мое лицо, офицер приблизился, и я заметил, как у него на шее в открытом вороте рубашки блеснула золотая цепочка. Крест? — Работаю в библиотеке с отцом Миной, — уточнил я, положившись на интуицию.

Офицер слегка улыбнулся и тихо, чтобы не слышали другие, сказал:

— Отец Мина меня крестил. — Затем с прежней энергией повернулся к солдатам. — Пропустить!

Двое солдат и Мустафа были одинаково удивлены.

— Но, господин… — начал молодой.

— Я же сказал — они не опасны, — прервал его офицер. — Пусть проезжают.

Из-за танка вышел четвертый солдат. Но прежде чем они успели заспорить, мы с Мустафой залезли в машину и рванули прочь. Несколько миль никто не произнес ни слова. Только Рэйчел облегченно вздохнула.

Когда танк скрылся из виду, Мустафа повернулся ко мне, его лицо было мрачным.

— Оливер, этому надо положить конец! Я сочувствую, что у тебя неприятности. Но если ты серьезно относишься к нашему проекту, у нас все должно быть в порядке. Ты меня понимаешь?

— Еще несколько дней, Мустафа, и, обещаю, все придет в норму.

— В норму? А что такое норма? Нас только что чуть не арестовали, если чего не похуже. — Он нажал на газ, и машина, быстро набирая скорость, понеслась через пустыню.

— Но отпустили же. Мустафа, успокойся, ты ведешь машину как бешеный. Мы разобьемся. — Я положил руку на руль.

Мустафа снизил скорость. Я никогда не видел его настолько мрачным.

— Ты не понимаешь. Этот четвертый человек был не военным.

— Но на нем была форма.

— Форма, да не та. Я знаю здешних солдат, сам служил. Готов поклясться, тот четвертый тип, молодой, служит не правительству.

— А кому же?

— Он из тайной полиции. Может, и правительству, может, кому повыше. Терпеть таких не могу.

— Это здесь? — спросила Рэйчел, высовываясь из окна джипа.

Холм возвышался слева от дороги. Весь район успели обнести забором, а земля покрылась шрамами взрывных скважин — там сейсмическая партия Мустафы закладывала взрывчатку, чтобы сделать необходимые измерения.

— Если чувствуешь землю, можно услышать, как она ноет! — На каменистом подъеме Мустафа прибавил газу. — Скажи ей, Оливер, по какому мы катим чуду. Какими невероятно богатыми сделает нас эта земля!

Он остановился у валуна, и я выпрыгнул из машины. Рэйчел последовала за мной, а Мустафа принялся распаковывать геодезические инструменты. Открыв заднюю дверцу, я достал лопату и кайло. А когда повернулся к Рэйчел, с удивлением увидел, какой у нее недовольный вид.

— Что, не одобряешь? — спросил я, отгоняя от лица мух.

— Просто считаю, что природные богатства должны оставаться там, где находятся. У природы.

— Рэйчел, от этой нефти выиграем не только Мустафа, я и инвесторы. Деньги получит правительство, а следовательно, и народ. Для местных жителей откроются новые рабочие места.

Американка оглянулась вокруг.

— Местные жители — это бедуины: пастухи и торговцы. Думаешь, их заинтересует работа на нефтяном месторождении? — спросила она с оттенком иронии.

Не обращая на нее внимания, я вынул из-под заднего сиденья рюкзак и с лопатой и кайлом под мышкой направился к дальнему краю каменистого кряжа.

— Ты куда? — спросила она.

— У меня нет времени на переживания.

Она поспешила вслед за мной по склону. А Мустафа, тактично делая вид, что не слышит нашего спора, занимался геодезическими инструментами. Вскоре я потерял его из виду, оставив прилежно трудиться внизу. Рэйчел догнала меня и схватила за руку.

— Не совершай ничего безрассудного только потому, что ты напуган. Постарайся узнать побольше, прежде чем решишься уничтожить его.

— У меня нет времени на эти игры, Рэйчел. Он может меня убить.

Вдали я заметил того самого бедуина-пастуха, которого видел раньше. Я узнал его по головному платку с запоминающимся рисунком. Пастух сидел на своем месте и следил за стадом неопрятных коз, бродивших среди колкой высокой травой. Я помахал ему рукой, но на этот раз он не махнул в ответ.

Рюкзак я поставил на небольшом плоском пятачке за валуном и ударил каменистую почву кайлом.

— Что ты делаешь? — заволновалась Рэйчел.

— Копаю.

— Зачем?

Я вынул астрариум из рюкзака.

— Оливер, ты не можешь его зарыть — это бесценная реликвия.

— Так пусть его лет через сто найдет кто-нибудь другой, чтобы он портил жизнь ему, а не мне.

Рэйчел, негодуя, стала спускаться к джипу. А я смотрел вниз, злясь на упрямство американки, на себя, на камни под ногами. С земли на меня уставился маленький скорпион. Задрав хвост с ядовитым шипом, он напоминал Давида, готового броситься на Голиафа. Я не решился его убить, и секундой позже скорпион шмыгнул под камень. Вонзив кайло в землю, я почувствовал, как удар отдался в руках.

Часом позже я бросил в яму последнюю лопату песка. Теперь астрариум лежал на глубине не меньше двух метров. Меня омыло громадное чувство облегчения, свободы, и я понял, что волен распоряжаться собой. Впервые за последние недели испытывая прилив оптимизма, я присоединился к Мустафе и стал помогать ему с измерениями. Рэйчел фотографировала окрестности. Над горизонтом, словно вездесущее око, висел огромный красный шар солнца.

— Ну как? — спросил я.

— Вечность. Первобытная стихия. — Она решила не продолжать наш прежний спор.

— Пустыня не вечна. Изменения в ней не так заметны, но без них не обходится.

— Если бы не деятельность человека, можно было бы почти увидеть, как разворачивается вспять история. И почти поверить, что время не линейно.

— Может, так оно и есть. — На мгновение я поверил в то, что сказал.

— Оливер, ты действительно считаешь, что, закопав астрариум, ты лишил его силы?

— У меня ощущение, что нефтяное месторождение показалось на свет благодаря ему, небесному ящику, сдвигающему землю, море и небеса. Безнадежно рискованная ставка, но я подумал, может быть, здесь, в пустыне, откуда он возник и где его законное место упокоения, астрариум потеряет хоть часть своей силы. Больше ничего придумать не могу. Я утратил присущее мне логическое мышление. Будем надеяться, попытка окажется удачной. Иначе тебе придется писать мой некролог.

Из пустыни, предвещая ночь, повеял ветерок.

— Надо возвращаться, пока не стемнело! — крикнул от джипа Мустафа и принялся собирать оборудование. Отряхнув с рук пустыню, я побежал ему помогать.