Сверху с готовностью протянулись несколько рук и втащили сперва Квазимодо, затем – самого Шаолиня на платформу.

Тут наконец подоспел подзадержавшийся Кевлар, которому пришлось разыскивать мать цыганенка Бахти, чтобы сдать ей малыша с рук на руки и проследить, чтобы его никто не обидел. Сама Марьяна, метя пол размахренным подолом юбки, почему-то спешила следом. Сынишка привычно цеплялся за нее.

– Что с ним? – отрывисто спросил Кевлар товарища.

– Связки растянул, когда на рельсы прыгал, – откликнулся тот. И добавил уже тише: – Он не успел.

Кевлар на миг нахмурился и медленно кивнул, принимая горькую реальность.

– У кого есть бинт? – между тем обратился Шаолинь к толпе любопытных. – Или просто кусок тряпки? Мальчик повредил ногу, зафиксировать надо!

Прежде чем кто-то из станционных успел среагировать и предложить что-то в качестве перевязочного средства, раздался мягкий треск ветхой ткани.

– На вот, держи! – Марьяна протянула Валерию оторванную оборку широкого сборчатого фартука. – Только не обессудь, что грязная.

– Да ничего страшного! – отмахнулся кореец. – Спасибо! И сынку вашему за помощь – тоже спасибо! Настоящим мужчиной растет!

Котлярка хмыкнула и мелодично звякнула серьгами, принимая его благодарность с исполненным достоинства кивком. А потом посмотрела в глаза Косте и, наклонившись к нему, что-то тихо сказала на своем языке. Квазимодо, помолчав, так же тихо ответил. Со стороны наблюдавших это выглядело так, словно цыганка напомнила юноше о чем-то важном, а тот пообещал не забывать.

Снова усмехнувшись, Марьяна сделала знак крутившемуся вокруг атриумцев Бахти, и они исчезли в толпе.

А на их месте вдруг очутился Мазюков, которому какие-то доброхоты уже доложили о происходящем.

Окинув троицу гладиаторов непонятным взглядом, он задержал его на Косте.

– Уберите посторонних, – велел он полицейскому. – Мне нужно поговорить с мальчиком.

Страж порядка, свистком призвав к себе подмогу, принялся сноровисто разгонять толпу. И скоро атриумцы и делец с двумя охранниками остались одни.

Мазюков жестом указал Косте на тяжелую мраморную лавку и, дождавшись, когда товарищи усадят на нее юношу, присел сам. Жестом дал понять всем присутствующим, чтобы отошли.

– Что ж ты так прикипел к этому мутанту? – спросил он, глядя сверху вниз на своего раба. – Он же никто, он же неполноценная тварь, которой не место среди нормальных людей!

– Но он мой друг! – тихо возразил Костя, глядя ему в глаза. Его покоробило то, как ганзеец охарактеризовал Марка, но юноша не подал виду.

– Друг, – хмыкнул олигарх. – Похвально, конечно, проявлять в столь юном возрасте столь потрясающую верность, но… Не лучше ли тебе будет обратить эту верность на что-то другое?

– Что вы имеете в виду? – не понял Квазимодо.

Прежде чем ответить, Мазюков снова окинул его непонятным взглядом.

– Знаешь, я – человек деловой и практичный, – вдруг как-то доверительно сказал он. – И умею смотреть в перспективу и сам строить свое будущее. А еще – очень не люблю разбрасываться людьми. Особенно такими, в которых чувствуется сильный характер и некий стержень… Моральный, духовный – называй, как хочешь. А в тебе все это есть, парень. Кроме того, ты умен, рассудителен, отважен… да и лицом – не урод, а людям это всегда импонирует. Ты – из той породы, что рождает великих людей – политиков, полководцев и просто лидеров любых человеческих обществ. И, кстати, я вовсе не случайно приказал оставить тебя среди бойцов и как следует тренировать. Поверь мне, парень, я неплохо разбираюсь в людях! У тебя перспективные задатки. И, хоть ты еще слишком юн, я бы не отказался в дальнейшем иметь в своей команде такую во всех отношениях яркую и сильную личность. Потому что я предпочитаю работать на будущее, а ты – лучший среди своего поколения!

Он покровительственно опустил на плечо Кости руку, и подросток невольно содрогнулся, ощутив привычный и застарелый страх близкого контакта с чужаком. Памятка (чтоб ему гореть синим пламенем!) прошлого, из-за которого ему теперь всю оставшуюся жизнь мучиться стыдом и ночными кошмарами…

– Так что тебе в этом мутанте? – продолжал Мазюков, словно не заметивший смятения юноши. – Забудь его. Он – никто. У тебя еще появятся друзья – из нормальных людей, за которыми – будущее Метро. А если ты прислушаешься к моему предложению, то это будут очень сильные и влиятельные друзья! И со временем ты даже сам сможешь выбирать, с кем тебе заводить дружбу, а с кем – нет.

– Но ведь я уже выбрал! – упрямо качнул головой Квазимодо, не совсем понимая, к чему клонит олигарх. – И что касается будущего… За такими, как Марк, мутантами – будущее даже не Метро, а целого мира! Огромного мира, который мы сами когда-то погубили и потеряли. Потому что они – в отличие от нас, людей – более приспособлены к новым условиям. А то будущее человечества, что вы мне предлагаете – безвылазно сидеть, словно черви, по тесным вонючим норам, пока все не вымрем или не перегрызем друг дружку… Простите, но меня такое будущее не устраивает!

Воцарилось молчание.

– А ты и правда умен не по годам! – протянул Мазюков, глядя на юношу почти с уважением. – Моей дурынде Эльке поучиться бы у тебя так пользоваться мозгами! А то только и знает, что наряжаться да хвостом вертеть… – тут делец осекся: ни к чему было лишний раз напоминать вербуемому потенциальному приверженцу, что эта самая Элька и сгубила его приятеля-мутанта.

– Ваша дочь еще слишком юна… – с дипломатической осторожностью заметил Квазимодо. – Но, думаю, со временем она остепенится и станет достойной вашей наследницей и преемницей.

Олигарх несолидно фыркнул:

– Остепенится она… Как бы не так! Разве что удастся пристроить ее замуж так, чтобы ее муж со временем унаследовал все, что было мной достигнуто… да где гарантия, что не попадется какой-нибудь прохиндей? А я – человек здравомыслящий, и я хочу, чтобы после меня мое дело оказалось в надежных и верных руках умного и ответственного преемника! Вроде тебя! Ты понимаешь меня?

Квазимодо опешил и во все глаза уставился на Мазюкова. Кажется, тот довольно-таки завуалированно и вместе с тем – расчетливо и по-деловому цинично предлагал ему пресловутые полцарства сейчас и принцессу в жены вместе с остальной половиной царства – позже, когда взматереет.

Нечего сказать, завидные перспективы для безродного раба из самых вонючих и зачуханных трущоб Черкизона! И ведь ему, Косте, стоило только сказать «да», согласиться преданно служить этому человеку, чтобы в награду за верную службу получить все блага, доступные местной элите и ее приверженцам. Чтобы зажить наконец нормальной – сытой и безопасной – жизнью и навсегда вычеркнуть из памяти неприглядное и страшное рабское прошлое…

И друга своего, так много сделавшего для него, – тоже забыть! Навсегда!

Взгляды олигарха и юного невольника скрестились.