– О чем ты? Ты дотягивал по всем… – начала Астрид.

– Все в Сингапуре думают, что я женился на тебе из-за денег, Астрид.

– Ты ошибаешься, Майкл!

– Ты просто не видишь этого. Но я больше не смогу вынести ни одного ужина на Нассим-роуд или в Тайерсаль-парке с очередным министром финансов, гениальным и совершенно непонятным мне художником или каким-нибудь магнатом, в честь которого назвали музей. Не желаю ощущать себя куском мяса. Для них я всего лишь муж Астрид. А окружающие – твои родные и друзья – смотрят на меня с осуждением. Они все думают: Ай-я, она могла бы выйти замуж за принца, президента – почему она выскочила за этого А-Бена[191] из Тоа-Пайо?

– Ты придумываешь, Майкл! Все в моей семье тебя обожают! – запротестовала Астрид.

– Это чушь, и ты это знаешь! Твой отец относится к своему гребаному кэдди[192] лучше, чем ко мне! Я знаю, что мои родители не говорят на идеальном английском, я не рос в большом особняке в Букит-Тимах и не посещал АКШ – «Американизированные козлы и шлюхи», так мы эту школу называли, – но я не неудачник, Астрид.

– Разумеется, нет.

– Ты знаешь, каково это, когда тебя считают кем-то вроде парня из техподдержки? Большая ли радость навещать твою родню на Новый год в их огромных домах, а потом привозить тебя к моим родственникам в крошечные квартирки в Тампинс или Ишунь?

– Мне плевать. Мне нравится твоя семья.

– А твоим родителям не плевать. Только подумай… мы женаты пять лет, а мою маму с отцом никогда – ни разу! – не пригласили на ужин в дом твоих родителей!

Астрид побледнела. Это правда. Как она могла этого не понимать? Неужели ее семья была такой черствой?

– Посмотри правде в лицо, Астрид. Твои родители никогда не будут относиться к моей семье с должным уважением, как к семьям твоих невесток. Мы ведь не могущественные Таны, а просто Тео. И их нельзя винить. У них это в крови. У них в ДНК не заложено общение с людьми из другого класса, с теми, кто не родился в богатой и благородной семье.

– Но ты уже на пути к этому, Майкл. Посмотри, как хорошо идут дела в компании, – ободряюще сказала Астрид.

– В компании. Ха! Я тебе кое-что расскажу. В прошлом декабре, когда мы наконец вышли на уровень самоокупаемости и получили первую прибыль, мне выписали чек на двести тридцать восемь тысяч. На минуту, на целую минуту я был вне себя от счастья. Это был мой самый крупный заработок. А потом я вдруг осознал… Как бы долго я ни пахал, как бы ни рвал себе одно место, я за всю жизнь не заработаю столько денег, сколько ты получаешь за месяц!

– Это неправда, Майкл! Неправда! – воскликнула Астрид.

– Не надо меня опекать! – сердито рявкнул Майкл. – Я знаю, какой у тебя доход. Знаю, сколько стоят твои парижские туалеты. Ты понимаешь, каково мне осознавать, что на эти жалкие двести тридцать восемь тысяч я не могу купить даже одно из твоих платьев? Что я никогда не смогу позволить себе дом наподобие того, в котором ты росла?

– Я счастлива там, где мы живем, Майкл. Разве я когда-нибудь жаловалась?

– Я знаю обо всей твоей недвижимости, Астрид.

– Кто тебе рассказал? – Астрид была поражена.

– Твои братья.

– Братья?

– Да, твои дорогие братья. Я никогда не заикался об этом. После того как мы обручились, они позвонили мне однажды и пригласили на обед, заявившись туда всей толпой. Генри, Алекс и даже Питер из К. Л. Они пригласили меня в пафосный клуб на Шентон-Уэй, в котором все они состоят, отвели в частный зал и усадили за стол. Затем они показали мне один из твоих финансовых отчетов. Только один. Они заявили: «Мы хотим, чтобы ты взглянул на финансовое положение Астрид, чтобы составить представление, сколько она заработала в прошлом году». А потом Генри сказал мне – и я никогда не забуду его слова: «Все, что есть у Астрид, охраняет лучшая команда юристов в мире. Никто, кроме членов семьи Леонг, никогда не получит выгоду или не сможет контролировать ее деньги. Даже если она разведется, даже если умрет. Я просто подумал, что тебе следует это знать, старина».

Астрид пришла в ужас:

– Поверить не могу! Почему ты не рассказал мне?

– А зачем? Ты не понимаешь? С самого первого дня твоя семья мне не доверяла, – с горечью констатировал Майкл.

– Тебе больше не придется общаться с ними ни минуты, обещаю. Я серьезно поговорю с братьями. И никто никогда не попросит тебя восстановить их жесткие диски или перепрограммировать винные холодильники, даю слово. Только, пожалуйста, не бросай меня! – умоляла она, и слезы текли по ее щекам.

– Астрид, ты говоришь чепуху. Я вовсе не хочу мешать тебе видеться с родными – вся твоя жизнь вращается вокруг них. Как ты обойдешься без маджонга с двоюродной бабушкой Розмари по средам, без пятничных ужинов у бабушки, без киносеансов с папой в Пулау-клубе?

– Я могу от всего этого отказаться! От всего! – Астрид рыдала, уткнувшись лицом в колени мужа и цепляясь за него.

– А я не хочу, чтобы ты отказывалась. В долгосрочной перспективе ты будешь счастливее без меня. Я мешаю тебе двигаться вперед.

– А как же Кассиан? Ты же не можешь бросить сына!

– Я не собираюсь его бросать и буду проводить с ним столько времени, сколько ты позволишь. Ты не понимаешь? Если я решил уйти, то сейчас для этого лучший момент – Кассиан еще маленький, и на нем это сильно не скажется. Я не перестану быть для него хорошим отцом, но не могу оставаться твоим мужем. Не хочу больше быть частью твоего мира. Я никогда не буду соответствовать запросам твоей семьи, и тем более глупо обижаться на тебя за то, что ты такая, какая есть. Я совершил ужасную ошибку, Астрид. Пожалуйста, просто отпусти меня, – пробормотал он сдавленным голосом.

Астрид подняла голову и поймала себя на мысли, что впервые видит, как Майкл плачет.

Сингапур

Пейк Лин тихонько постучала в дверь.

– Входи, – откликнулась Рейчел.

Пейк Лин осторожно вошла в спальню, держа золотой поднос с накрытой глиняной посудой.

– Наша кухарка приготовила для тебя немного пей даан чжук[193].

– Пожалуйста, поблагодари ее за меня, – сказала Рейчел, не проявляя интереса к еде.

– Ты можешь сидеть взаперти сколько угодно, Рейчел, но нужно поесть, – уговаривала Пейк Лин, глядя на уставшее лицо подруги и темные круги под ее глазами, опухшими от слез.