Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Частые, торопливые шаги за дверью вернули его к действительности. Он поднял голову и увидел сияющую Зюбейде, сестру. Она дружила с Менгли и, узнав от отца новость, бросилась искать Махтумкули.
— Ты уже знаешь?
Столько искренней, неподдельной радости было в ее звонком голосе, что Махтумкули, улыбаясь, поднялся ей навстречу.
— Знаю, Зюбейде, знаю, сестренка. И ты рада?
Она взяла его за руку, на секунду прислонилась лбом к плечу.
— Гельнедже[44] хочет сшить два халата в подарок. А я еще не решила — что…
Махтумкули протянул ей гуляка, которым недавно любовался отец:
— Может быть, тебе захочется подарить вот это?
Она взяла украшение, и черные глаза ее вспыхнули.
— Вот это да! — Голос девушки дрогнул, замер от восхищения.
Махтумкули положил ей руку на плечо.
— Бери, сестренка. Бери.
Не успела Зюбейде уйти, как приехали гонцы из далекого, с низовьев реки, аула — звать Махтумкули на той.
"Ни один той по всему Атреку не обходится без меня, — с горечью подумал поэт. — А смогу ли я свой той сделать достойным этого уважения?.."
С тех пор прошло два дня. И вот вчера Клычли случайно услышал, как бранился в кибитке Аннакурбана Шамухаммед-ишан[45].
— Ты не понимаешь, что делаешь! — визгливо выкрикивал он. — Ханали — самый знатный человек на всем Атреке, а ты осмеливаешься отказать ему! Подумай, кому ты хочешь отдать свою дочь — какому-то нищему поэту! А у Мамед-хана она будет жить как шахиня! Подумай, Аннакурбан. И помни — Ханали не простит оскорбления!
Спустя полчаса Аннакурбан пришел к Давлетмамеду. Разговор у них был недолгий. Клычли видел, как Аннакурбан, сгорбившись, шел к своей кибитке, и недоброе предчувствие насторожило юношу. И вот теперь здесь, на берегу реки, глаза Менгли рассказали ему все. Пришла беда. Молла Давлетмамед не смог отвратить ее. А Махтумкули? Теперь вся надежда на него.
Клычли дернул поводья, повернул коня и, подгоняя его голыми пятками, поскакал к аулу.
Вскоре он уже ехал вдоль Атрека, любуясь весенней яркой зеленью прибрежных деревьев.
Клычли хорошо знал эти места. Здесь, над обрывом, любил гулять Махтумкули. Он часто уходил сюда один, долго сидел под чинарой, думая о чем-то, или мечтая, или складывая свои стихи. Однажды поздним вечером, когда полная луна залила все вокруг серебряным светом, Клычли увидел брата, стоящего над кручей. Его высокая, статная фигура четко выделялась на фоне бледного неба. Вдруг рядом с ним появилась другая, поменьше. И Клычли с мальчишеской внезапной обидой подумал, что если Махтумкули возьмет себе в жены Менгли, то у него совсем не останется времени для младшего брата. Но теперь эта обида была забыта. Менгли уйдет в дом Мамед-хана, яшмак[46] закроет ей рот, и Махтумкули никогда не услышит от нее нежных слов…
Клычли стегнул коня, и тот сразу перешел на рысь. Подвешенная к поясу сабля больно ударила его по ноге, и Клычли передвинул ее поудобнее. В другое время он, конечно, не взял бы саблю и лук со стрелами, но сейчас в степи рыскали разбойники, могли напасть среди бела дня. И еще жила в нем тайная надежда, что Махтумкули придется сражаться с Мамед-ханом и его людьми. Вот тогда Клычли покажет, на что он способен…
Вдали показалось облако пыли, Клычли снова ударил коня. Сердце учащенно забилось. Если это разбойники, то живым они его не возьмут…
Но это были не разбойники, хотя дело, ради которого они проскакали столько верст, мало чем отличалось от разбоя.
IV
Сарбазы Шатырбека подгоняли усталых коней, предчувствуя близкий отдых. Вот уже видны кибитки аула. Еще немного — и всадники спрыгнут на твердую землю, расседлают коней и, кто знает, может быть, за много дней впервые поедят свежей баранины.
Шатырбек круто осадил гнедого.
— Стойте! — крикнул он и, когда сарбазы остановились, зловеще сказал: — Еще раз повторяю: если кто-нибудь из вас решится ослушаться и будет вмешиваться в мои дела, клянусь аллахом, тому не придется больше ходить по земле. Поняли вы, грязные скоты?
Сарбазы угрюмо молчали. Шатырбек обвел их колючим взглядом, повернул коня и поскакал к аулу. Сарбазы потянулись за ним.
— Эй, как тебя, стой! — крикнул Шатырбек, увидев всадника, видимо возвращавшегося с охоты. Позади седла был привязан крупный горный баран.
Всадник остановился, настороженно поджидая незнакомца.
— Скажи, где кибитка поэта Махтумкули или его отца моллы Давлетмамеда?
Всадник помедлил с ответом, внимательно разглядывая Шатырбека и сарбазов. Потом сказал:
— Поехали, я покажу.
У одной из кибиток он остановился, крикнул:
— Эй, Мамедсапа!
Из кибитки вышел человек, очень похожий на Махтумкули, только ненамного старше. Лицо его было испещрено глубокими морщинами, взгляд спокойный и уверенный.
— Вот люди спрашивают Махтумкули. Дома он?
Мамедсапа покачал головой:
— Нет, брат уехал. А что привело этих людей сюда, Човдур?
— Не знаю, спроси у них, — ответил Човдур, отвязывая барана. — Но раз у вас гости, вот возьми, приготовь обед.
Тяжелая туша упала на землю.
Мамедсапа поглядел вслед Човдуру.
Хороший он парень, недаром дружит с Махтумкули. Правда, они совсем разные. Махтумкули тянется к наукам, перечитал уйму книг, а Човдур больше любит джигитовку, стрельбу из лука, шумные игры. И в поле он работает с большой охотой, удивляя всех выносливостью и силой. Кое-как окончив медресе, Човдур вернулся к труду дайханина и не помышлял больше о науках, сожалея о потерянном за годы учебы времени. Зато не было в ауле более удачливого охотника. И всегда он делился добычей с друзьями.
Уже отъехав, Човдур оглянулся и крикнул:
— Не забудь — сегодня едем в поле!
Мамедсапа согласно кивнул.
Он пригласил Шатырбека в кибитку для почетных гостей, а сарбазам предложил разместиться на кошмах под навесом, возле мастерской. Крикнув жене, чтобы она и Зюбейде подали гостям чай, принесли воды, разделали тушу барана и поставили казан на огонь, Мамедсапа пошел к отцу.
Давлетмамед сидел в своей кибитке с толстой книгой на коленях. Перелистывая ее, молла задерживал взгляд то на одной, то на другой странице, шептал что-то, шевеля тонкими губами.
— А, Мамедсапа! — рассеянно сказал он, увидев сына. — Проходи, садись. — И, помолчав немного: — Заболел мой друг Овезберды, и я обещал найти для него лекарство. Вот, советуюсь с Ибн-Синой.
Он снова углубился в чтение.
Мамедсапа думал о нежданных гостях. Что привело их сюда? Добрую ли весть привезли? Похоже, что этот человек, назвавший себя Шатырбеком, — приближенный самого шаха. Но что ему нужно? Скорее бы освободился отец, уж он-то разберется…
А молла все шептал, шелестя потрепанными страницами. Но вот он,