– Пора отсюда бежать, – сообщил Мурре. – Каэхе, очнись. Прекрати на это смотреть!

Слепой кхае хотел сказать, что он с удовольствием оставит это противоестественное зрелище, но не мог. Впрочем, звонкий подзатыльник от жены помог: Тайсама всегда очень просто и материально выражала поддержку.

– Спасибо, – помотав головой, произнес Каэхон дрожащим голосом. – Ну и мерзость. Они друг друга пожирают, но пожрать не могут. Замкнутый круг.

– Да, именно так, – согласился Мурре.

– Кажется, мне сильно повезло, что я не могу этого видеть, – заметила Тайсама, надевая обратно кольчужную варежку: она ее решила снять, когда отвешивала подзатыльник мужу.

– Ты абсолютно права, Тай, – кивнул Каэхон. – Меня чуть не стошнило.

Руины опустели: лишь тела погибших портили пейзаж древних развалин. И две замершие в объятиях фигуры рядом с алтарем – совсем не к месту. В остальном могло показаться, что вокруг наконец-то воцарились мир и спокойствие. Тишина и ночь окутали руины. Луна светила все так же ярко, показывая любопытным взорам каждую деталь.

Чегге и молодые кхае подошли к троице, решив, что все закончилось. Старый фиолетовоглазый поинтересовался:

– Все?

– Если бы, – проворчал Каэхон.

– Все только начинается, – улыбнулся Мурре. – Думаю, у нас есть пара часов, чтобы отсюда убраться. Надо поспешить в Абатту.

– Зачем? – поинтересовался Чегге.

– Мы уходим из этого мира.

Молчание, наступившее после его слов, было наполнено потрясением и удивлением. Кхае ожидали чего угодно, кроме этой фразы. Готовиться к обороне, двигаться в союзную Гахару, пытаться создать новое, могущественное заклинание – к этому они были готовы. Но простые слова об уходе из этого мира…

– Шутишь? – осторожно спросил Чегге.

– Я похож на шутника? – поинтересовался Мурре и тут же ответил сам себе: – Знаю, иногда похож. Но сейчас я серьезен, как при затоплении Абатты. Никто, даже Каэхон, не может видеть того, что вижу я.

– Трещины? – спросил Каэхон. Он был удивлен: впервые его бог ошибся.

– Именно, – кивнул демиург.

– Но я их вижу, – сообщил слепой кхае. – Они расползаются от этой парочки. Тонкая паутинка.

– Я лишен своей силы, друг мой, – широко улыбнулся Мурре. – Точнее говоря, она уходит, чтобы защитить нас от этих трещин. Посмотрите вокруг. Ничего не замечаете?

Кхае послушно огляделись. С первого взгляда никто ничего не заметил, но пару мгновений спустя Тайсама вздрогнула и указала рукой на один из белых обелисков. Камень медленно покачивался, изгибался, будто дерево на ветру. Зрелище не то что неприятное, но какое-то неправильное.

– Именно. Молодец, Тайси, – с кривой ухмылкой похвалил девушку Мурре. – Уходим.

Лошадей, разумеется, уже давно не было там, где их оставили кхае. То ли скакуны порвали привязь, испугавшись, то ли их украли. Это уже не было важно: терять время на поиски становилось бессмысленно. Компания фиолетовоглазых двинулась в город: несмотря на разруху, там должны быть корабли.

Оставшиеся люди решили пойти с ними. Даже Катерина. Жрица была на удивление молчалива и испугана: еще бы, даже ее богиня испытывала настоящий ужас! Ей жутко не нравилось все это. И чуть ли не впервые в жизни она не знала, что делать. Это не столько раздражало, сколько пугало.

Остальные люди тоже молчали: говорить никому не хотелось. Шепард решил, что будет продолжать делать то, что он делал всегда, – охранять жрицу, а Ширра с Тифой просто напуганы. Они были магами, и хоть большая часть происходившего оставалась для них непонятной, неправильность ее ощущалась отчетливо.

По пути Алвар постоянно играл с огнем: создавал небольшие фигурки из пламени. Шайни завистливо на него косилась: пока что у нее так не получалось. Самое большее, что она могла сделать, – шарик из пламени, и то не самый ровный.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Каэхон. Он не видел пламени, но магию ощущал, как обычно, очень хорошо.

– Огонь плохо слушается, – пробормотал Алвар. – Как будто мы опять рядом с Хугом.

Слепой кхае кивнул: на его способности видеть мир духов это не слишком сказывалось, но изменения он ощущал очень хорошо. Больше всего они походили на трещинки, но точно их описать Каэхон не мог: аналогии в материальном мире попросту не существовало.

Когда кхае пришли в город, то увидели пустые улицы. Ни одного человека, даже стражника. Все будто куда-то исчезли. Тайсама хотела спросить, куда делись люди, но потом она поняла сама куда. Все население столицы Эйшена собралось на крышах. Они стояли, медленно раскачиваясь, и смотрели на небо. Воительнице показалось, что в лучах луны на лицах их блестели слезы.

– Страшное зрелище, – зябко поежилась Шайни.

– Не самое приятное, – с дрожью в голосе согласился Тайхе.

– Началось, – прошептал Мурре. – Это самое безобидное из того, что мы можем встретить. Нужно поторопиться.

– Это странно, но не похоже на то, чтобы мир рушился, – заметил Чегге деловито. Из всех кхае он единственный оставался абсолютно спокойным. – Да, что-то меняется. Но, возможно, это не затронет весь мир.

Демиург задумчиво посмотрел на луну: пока что ночное светило сохраняло и форму, и цвет. Это не могло не радовать.

– Может, ты и прав, – сказал Мурре. – Но лично я не хочу проверять. Мы уйдем из этого мира.

– Мне всегда казалось, что демиург Абатты предоставляет своим детям полную свободу, – усмехнулся Чегге. – Думаю, большинство кхае предпочтут остаться здесь. Наш дом – не только Абатта, но и весь мир.

Мурре улыбнулся искренне и светло:

– Тебе казалось.

Каэхон тихо хмыкнул: их демиург даже в такой ситуации не мог прекратить шутить. Впрочем, сейчас им всем необходимы хорошие эмоции.

– То есть, – решил уточнить Чегге, – ты нам приказываешь?

– Приказываю? – удивился Мурре. – Нет, я просто делаю вам предложение, от которого вы будете не в силах отказаться!

– Бросить все? – уточнил кхае.

– Чегге, – улыбнулся демиург. – Вы окажетесь не способными отказаться от него чисто физически. Вы все – мои дети. Я не намерен терять хотя бы одного из вас просто потому, что вам вздумалось остаться в умирающем мире.

– Кажется, нам придется принять предложение, – кивнул Чегге, сохраняя абсолютную невозмутимость.

– Тебе кажется абсолютно правильно, – согласился Мурре. – Каэхон? Тайсама? Алвар? Шайни? Тайхе? Если у вас есть такие возражения, можете оставить их при себе: они не помогут.

Каэхон нахмурился: он не любил, когда его свободу ограничивает хоть кто-то, пусть даже собственный бог. Тайсама испытывала похожие ощущения. Но высказаться решил лишь Алвар. Эмоции из него хлестали воистину пламенные: