Она кивнула, но сомнение вздернуло брови и приподняло уши. Женщина точно сперва бы окружила себя всевозможными видами защиты, а уж потом… Не понять мужчин, что сломя голову бросаются хватать сокровища и пихать в мешок, пренебрегая опасностями.

Я сделал еще пару шагов, чувство опасности легонько дернуло за шнурок, а тот стукнул молоточком в гонг. Я замер на месте, странное ощущение опасности, кто-то подстерегает нас совсем близко, но затаился, ждет, когда подойдем ближе…

Продолжая нести какую-то чушь, я же говорю с женщиной, медленно снял лук, неторопливо наложил стрелу на тетиву, а сам все зыркал по сторонам. На блестящей выпуклости одного украшения в стене мелькнула тень, взялся за мысленные расчеты, тщательно прицелился в зеркально блестящую стену слева.

Боудеррия смотрела с удивлением, я натянул тетиву до отказа, задержал дыхание и отпустил.

Стрела исчезла, послышался сухой щелчок, и тут же следом болезненный вскрик. Из-за укрытия поднялся человек в простой одежде крестьянина, но с топором с руке, обе руки на боку, откуда торчит оперение стрелы.

– Ты… – проговорил он хриплым голосом, – ты…

И рухнул лицом вниз. Я сказал довольно:

– Угол падения равен углу отражения.

Другой выскочил и, пригибаясь, попытался перебежать под прикрытием низкой стены. Я моментально натянул тетиву, звонко щелкнуло. Он подпрыгнул и, патетически вскинув руки, рухнул лицом вниз. Стрела снесла ему верх черепа.

– Воины, предавшиеся грабежу, – сказал я назидательно, – сами становятся добычей.

Боудеррия вскинула брови и смотрела на меня с подозрением.

– Это тоже заклятие? Слишком простое… Или что-то сказать захотелось?

– Традиция, – напомнил я. – Герои всегда что-то говорят. Героическое.

Она искривила губы.

– Вы перепутали, сэр Ричард. Они произносят слова, исполненные великой мудрости, перед смертью! Своей. Тогда только их записывают, передают из поколения в поколение.

Я сказал обидчиво:

– Значит, ты не будешь записывать и передавать из поколения в поколение?

– А вы как думаете?

– Я думаю, – начал я замедленно, – что ты… весьма… ага…

Она отлетела от толчка, между нами блеснул меч и оскаленные в жутком напряжении зубы. Я успел увидеть потное лицо, но уже мой меч ударил наискось. Чавкающий удар, хруст костей, и голова нападавшего упала на его же отрубленную руку с зажатой в кулаке рукоятью клинка.

– Пифагоровы штаны, – сообщил я, – во все стороны равны.

Она поднялась злая, прошипела:

– Можно бы и предупредить… Это тоже заклятие?

Я буркнул:

– Да так… из тайников памяти.

Она сказала с отвращением:

– Сколько же у вас там хлама!

– Много, – согласился я. – Только не хлама, а перлов. Но когда их горы, то и они кажутся… не столь… ценны…

Я выдернул из укрытия в стене еще одного, швырнул оземь. Боудеррия развернулась с двумя мечами в воздухе, но голова с хрустом ударилась о камень.

Мой меч остался в ножнах, охранник лежит на спине с широко открытыми глазами, из-под расколотого об острый край камня черепа быстро побежала алая струйка.

– С голой женщиной, – сказал я веско, – трудно спорить.

Боудеррия спросила с подозрением:

– Странное какое-то заклинание…

– Зато верное, – сказал я веско. – Проверенное.

Я пригнулся и прошел под стеной, прислушиваясь к каждому шороху. Боудеррия двигалась сзади, я все-таки сумел убедить, что самое важное – защищать мою спину, там я беспомощен, ну якобы беспомощен, женщин все-таки можно убедить в чем угодно, особенно если убеждает такой орел…

– Все-таки охрана есть, – сказала она с напряжением.

– Да разве это охрана? – спросил я. – Крестьяне… У них только и надежды пырнуть внезапно ножом в бок. Желательно, из темноты…

Я вытащил меч, прошел пару шагов и резко ткнул его в стену. Там треснуло, посыпались изразцы, человек выпал, зажимая ладонями рану на животе, задергался в корчах.

Я спросил с удивлением:

– Как?! Вы не читали Пикассо?

Боудеррия догнала меня возле выхода, я прислушался, но не сунулся в приглашающе приоткрытую дверь, знаем эти шуточки, придержал и Боудеррию, о дурах надо заботиться особенно нежно, с ними жить интереснее.

– Там кто-то есть?

– Прислушайся, – посоветовал я. – Слышишь, как сопят? Как ты, когда мечтаешь меня прибить. Нет, мы не они. Пусть сидят, а мы пойдем другим путем. Нам они зачем? То ли дело – Тиларет.

– А вы знаете, где он?

– Примерно, – ответил я. – Он главный, значит, должен находиться в самом важном месте.

– А где самое важное?

– Разберемся, – пообещал я. – Хоть это и чужой муравейник, но как-то тетрамориумы ориентируются в лабиринтах кремотогастеров? А мы что, глупее?.. А если и глупее, то не слишком уж критично. Хотя глупой это тебе можно, ты красивая, а вот мне надо бы умным, хотя дуракам жить легче…

Она шла за мной, злая, как кобра, ловила комплименты, но какие-то они странные, да еще и красивой обозвал, за это и в спину за оскорбление можно, или хотя бы ниже спины, но это будет выглядеть, как мятеж, все-таки сюзерен, а мы в походе, дисциплина должна быть, а все обиды и недовольства оставить до завершения…

Я все чаще останавливался, прислушивался. Боудеррия всякий раз тыкалась мне в спину, я наконец прорычал:

– Нарочно, да?

Она прошипела:

– С чего бы?

– Стараешься выглядеть беспомощной дурочкой, – сказал я обвиняюще. – Замедли шаг. Скоро его гнездо.

– Он сидит в гнезде?

– Да, – огрызнулся я. – На яйцах.

Она озадаченно умолкла, люблю этих людей, я на их фоне хоть и свинья, зато какая же умная, хитрая, далеко заглядывающая, расчетливая, заботливая, неутомимая, а как же иначе, это же мои люди, мои существа, мой огород, о нем забочусь и все в нем оберегаю…

А сорняки выпалываю, добавил уже другим тоном. Мой огород должен быть чистым… по возможности.

Боудеррия на ходу провела пальцем по стене, лицо приняло нехарактерное для воительницы озадаченное выражение.

– Странный камень…

– Это не камень, – сказал я.

– Металл?

– И не металл.

– А что? Не глина же…

– Металлокерамика, – предположил я. – Тугоплавкость камня, пластичность металла… Стоп! Ничего не трогай!

Она в испуге отдернула руку. В том месте, где вела пальцем, за нами устремилась огненная змейка, оставляя в камне вдавленные багровые знаки. Одни подпрыгивали и зависали выше, другие опускались, а пара странных завитушек вообще отделилась от стены и зависла в воздухе, нереально объемная.