Советник короля с честью выдержал тяжелый взгляд тана и не отвел глаз.

– Кстати, – сказал он. – Я осмотрел развалины. И нашел только это.

Палец графа указал на траву у ног Сигмона. Тот опустил взгляд и содрогнулся: рядом лежал простой меч с зазубренным лезвием. На нем виднелись следы крови. Обрубок руки вспыхнул огнем, и тан сжал зубы, но все же заставил себя вытянуть здоровую руку и стиснуть рукоять меча. И стало легче. Прохлада честной стали отогнала боль. Это его меч. Не древняя штуковина, прошедшая через сотню рук и рожденная в колдовском огне, а верный и надежный друг, что не пытался стать частью тела. Совсем наоборот.

– А вот второго меча я не нашел, – сказал граф. – Что с ним произошло? На этот раз?

– Его больше нет, – глухо отозвался тан. – Он не вернется.

Над поляной повисло молчание. Все смотрели на Сигмона, ожидая продолжения, но он молчал. Первым не выдержал де Грилл.

– Что же все-таки произошло? – мягко спросил он. – Простите, любезный тан, но нам необходимо это знать.

– Все кончено, – ответил Сигмон. – Все вампиры упокоены. Башня разрушена. Книга сожжена. Это все.

– Значит, победа за нами? – осведомился капитан.

– Да, – ответил тан. – Мы сделали все, что могли. И мы победили.

– Я так и знал, – отозвался алхимик. – Когда эта железная хреновина воткнулась в мою грудь, я понял, что мы должны победить. Иначе зачем я жизнью рисковал?

– Самый короткий доклад из всех, что мне доводилось слышать, – отозвался граф. – Но, пожалуй, один из самых приятных. Спасибо, Сигмон. Мы обязаны вам жизнью – все мы и весь Ривастан.

– Как-то даже не верится, – сказал Дарион. – И что дальше?

– Домой! – радостно протрубил алхимик. – По кабакам и борделям! Жду не дождусь того момента, когда смогу похвастаться красотке своим ужасным шрамом!

Де Грилл одарил Рона скептическим взглядом, но не успел ничего сказать.

– Я ухожу, – бросил Сигмон.

Он воткнул меч в землю, оперся о рукоять здоровой рукой и тяжело поднялся на ноги. Они плохо слушались, но тан знал: через пару миль все пройдет. Еще несколько часов прогулки по лесу, и он снова сможет бежать. А потом, если повезет, он найдет лошадей, которых они оставили у просеки.

– Слушай, Сигги, это не смешно, – сказал Рон. – Тут нет поблизости горы, на которую ты мог бы забраться. Проклятье! На этот раз ты так просто не отделаешься.

– Извини, Рон, – сказал Сигмон, нашаривая ножны. – У меня есть еще одно дело. Надо с ним разобраться. Мне кажется, так будет правильно.

– О нет, – простонал алхимик. – Опять! Опять он за свое...

– Дарион, Корд, – Сигмон повернулся. – Спасибо. Без вас ничего бы не получилось. Не нужно думать, что все сделал я.

– Я и не думаю, – буркнул Рон. – Но песни будут петь про тебя. Опять.

– Никаких песен, – отрезал тан. – Даже не думай. Я тебе еще ту балладу не простил.

– Это не я! – возмутился алхимик. – Давай вернемся в Ташам, и я тебе докажу...

Сигмон покачал головой и улыбнулся.

– Нет, Рон, – сказал он. – Не сейчас. Мне и в самом деле надо идти. Прощайте.

Он развернулся и шагнул к зарослям орешника. Но де Грилл успел ухватить его за рукав.

– Прошу прощения, любезный тан, – сказал он. – Но у меня есть одно предложение. Возвращайтесь со мной в Ривастан, ко двору короля.

– Зачем? – осведомился Сигмон, аккуратно высвобождая рукав из пальцев графа.

– За мной остался долг чести, – ответил граф. – Помните, я обещал вам рассказать о судьбе чудовищ при дворе короля? Про Фаомара, Волка... и про себя.

– Помню, – отозвался Сигмон и на миг в его глазах появился огонек сомнения.

– Кроме того, я предлагаю вам работу, – сказал де Грилл. – Вы мне нравитесь, тан. На вас можно положиться. Вас ждет королевская служба, Сигмон.

– Как Волка? – спросил тан, заглядывая в желтые глаза советника короля. – Носить железный шлем и наводить ужас на врагов короны? Служить ручным чудовищем Геордора Третьего?

– Нет, – тихо отозвался граф, не отводя взора. – Служить Ривастану как я. Носить камзол и кружева. И спасать страну от смертельной опасности.

Из глаз Сигмона выглянул зверь – черными щелочками зрачков – и взглянул в птичьи глаза советника короля. Никто из них не отвел взгляда – чудовище смотрело на чудовище, и меж ними не было лжи. Чудовища – не люди, они не умеют лгать друг другу.

– Я подумаю, – тихо сказал Сигмон. – Спасибо за любезное предложение, граф. Но сейчас мне нужно идти.

Он повернулся, посмотрел на друзей, улыбнулся им, а потом бесшумно растворился в густых зарослях лещины.

– Вот так всегда, – пожаловался Рон. – Хорошо хоть попрощался на этот раз.

– Как-то неловко получилось, – сказал маг. – Может, мы его обидели? Жаль, если больше не увидимся.

– Увидимся, – буркнул Корд. – Он вернется. Подумайте лучше, как нам теперь выбираться из этой дыры.

– Вернется? – задумчиво переспросил де Грилл, рассматривая заросли орешника. – Очень на это надеюсь. До жути хочется знать, что это за срочное дело такое.

– А мне совершенно не хочется, – сказал Рон. – Проклятье! У кого-нибудь остался хоть кусок хлеба? Теперь-то, надеюсь, у нас есть время на завтрак?

– В сумке вода и хлеб, – отозвался Демистон. – Кто-нибудь еще хочет есть?

Хотели все. Рыжий маг щелчком пальцев запалил небольшой костерок, и вскоре вся компания устроилась рядом с ним, поджаривая кусочки подсохшего хлеба на волшебном огне. Вода и хлеб – отличный завтрак для тех, кто только что спас мир. Развалины башни, компания друзей, еда и беседа... Жизнь продолжалась.

* * *

Позже, много позже, когда весна подошла к исходу, тан Сигмон ла Тойя, бывший курьер второго вентского пехотного полка, вышел на пустую площадь маленького городка. Солнце палило нещадно, но он не обращал внимания на жару – кожаная куртка, на которой появились новые заплаты, непостижимым образом одинаково защищала и от зноя, и от холода.

Площадь, украшенная одиноким засохшим дубом, пустовала, и только зыбкое марево дрожало над сухой землей. Сигмон глубоко вздохнул, взглянул на правую руку, а потом стащил с нее кожаную перчатку.

Черная чешуя блеснула на солнце. Сильные пальцы уверенно сжались в кулак, и тан почувствовал, как отросшие когти впились в ладонь. Теперь их нужно было часто стричь, но тан часто забывал об этом – в последнее время у него появилось много других забот. Новая рука, что выросла взамен прежней, ему даже нравилась. Чешуйчатые пальцы, гибкая кисть, глянцевый блеск от ногтей до самого плеча... Теперь он мог принять удар меча раскрытой ладонью и без страха засунуть кулак в пасть упырю. Конечно, приходилось все время носить перчатку – люди не очень-то жалуют тех, у кого вместо руки чешуйчатая лапа, и порой это было обременительно. Но рука того стоила.