кое-как тлеющего костерка.

Заснул капитан сразу — словно провалился в черную яму, до краев наполненную кошмарами. И заснул на удивление крепко, прям-таки беспробудно.

А, казалось, всего через пару ударов сердца уже проснулся — оттого, что чья-то рука по-свойски трясла его за плечо. Открыл глаза и увидел премерзкую харю, меньше всего похожую на человеческую. Особенно впечатляло отсутствие у хари обоих ушей и ровно половины носа.

— Подымайтесь, судырь, — осклабилась харя. — Прокатимся, растудыть! С ветерком! А?

* * *

Проснувшись, он впервые после… после костра спросил себя, сколько времени прошло. И сразу же: что с телом?! Да, разговаривать он может, но с трудом.

А двигаться?

И как вообще получилось, что он побывал в огне и уцелел?!..

В комнате, где он находился, по-прежнему царил полумрак. Свет факелов казался болезненным, жидким, словно вино, сильно разбавленное водой. Фриний плеснул им себе в лицо, чтобы снять сонливость, сморгнул и повернул голову вправо-влево, разминая затекшую шею. В то же самое время он мысленно «разминал» свое новое имя, приноравливаясь к нему. Теперь оно уже не казалось чужим и нелепым — и тело, кстати, тоже понемногу оживало.

Фриний ожидал боли — той, что была на костре, — но нет, тело всего лишь немного ныло, как после долгой утомительной работы.

«Умирать — это тоже труд», — подвернулась под руку приблудная мысль. Он шуганул ее и сел на кровати, сдерживаясь, чтобы не стонать. Всё-таки позвоночник и ноги побаливали, особенно если Фриний двигался.

Но даскайль М'Осс сказал, что сегодня — еще одно испытание. Значит, нужно подготовиться…

В центре комнаты (нет, всё же залы) располагался бассейн, полный черной, неподвижной воды.

Фриний поднялся и, держась одной рукой за кровать, сделал несколько шагов. Как и следовало ожидать, тело отозвалось на каждый из них.

«Но я жив, — сказал он себе. — Это немало. И я чародей… почти чародей, ступениат. У меня нет времени на то, чтобы нянчиться с болью».

Он уже понял, что выбраться отсюда можно только через бассейн. В комнате хватало кроватей и факелов, но вот с дверьми или хотя бы люками было похуже. Стены, потолок и пол оказались высечены из цельного камня, так что на потайные ходы Фриний мог не рассчитывать. Кроме того, сейчас он припоминал, как вчера, засыпая, слышал эхо глухого всплеска.

Фринию хватило одного внимательного взгляда, чтобы понять: там находится отнюдь не вода. Но что именно, он не знал и, поскольку черная жидкость не пахла ничем особенным, мог только надеяться, что это не один из тех ядов, у которых нет запаха.

Он по-прежнему был одет в простую рубаху и холщовые штаны, в которых — или в подобных которым — взошел на костер. И теперь, не раздеваясь, шагнул прямо в бассейн.

Черная жидкость мгновенно забурлила и потянула ко дну: так болото всасывает неосторожного путника. Разница, однако, была в том, что путник начинает сопротивляться, а Фриний этого не делал. Он камнем шел ко дну, а дна — не было. Не бассейн, но колодец, и непроглядная чернота вокруг.

Разглядеть что-либо не представлялось возможным — если, конечно, смотреть обыкновенно, глазами. Однако Фриний, едва нырнул, тут же закрыл их — и теперь «переключился» на внутреннее зрение, которое учился использовать все эти годы. Жидкость теперь выглядела как плотно переплетенные широкие полосы, живые и агрессивные. Но раздвигая их, он смог различить отверстие в стенке колодца — и подплыл к нему, опираясь на эти полосы.

Как Фриний и предполагал, ход, в котором он оказался, шел горизонтально, с легким наклоном кверху, и соединял этот колодец с еще одним. Разделяла же их решетка, расположенная примерно посередине межколодезного коридора. Когда она преградила путь, Фриний по-настоящему забеспокоился. Он мог не дышать долго, намного дольше, чем обычные люди, но — не бесконечно. А решетку ему не выломать: нечем, да и…

Да и незачем!

Вглядевшись повнимательнее, он едва не засмеялся. Решетка не была встроена в стену, а держалась на петлях, ее можно было просто открыть, как открывают дверь! Ничего особенного, но в этой-то простоте, видимо, и крылся подвох. Выбирающемуся из колодца ступениату каждое очередное препятствие должно было казаться всё более сложным и пугающим, вызывая отчаяние, которое обычно ведет к панике, мешает рассуждать последовательно и здраво, главное же — мешает видеть мир таким, каким он есть на самом деле.

Запаниковавший рассуждал бы: если посреди единственного выхода из колодца кто-то установил решетку, то она обязательно должна быть наглухо встроена в его стены, ведь так? Фриний же просто потянул ее на себя и протиснулся в образовавшуюся щель, чтобы через несколько секунд вынырнуть в другом колодце.

Он еще не успел открыть глаза, когда чьи-то руки подхватили его и помогли перебраться через бортик, а знакомый голос (Фальвул! Даскайль Фальвул, кто же еще!) провозгласил:

— Еще один чародей родился в этом запеленутом мире. Отныне имя тебе — Фриний Эвримм. Сбрось с себя прежние одежды и браслет ступениата, чтобы облачиться в новые; посох же ты изготовишь себе сам. Путь открыт для тебя, но помни, Фриний Эвримм, чем выше поднимаешься, тем ниже можешь соскользнуть!

— Я буду помнить, — пообещал Фриний.

(— И я не соскользну! — добавляет он во сне. — Не соскользну!!!)

* * *

Ясскен потом уверял, что ни на мгновение не смежил век. Наоборот, мол, всю ночь просидел у костра и честно сторожил спящих. А что не разбудил в положенный срок — так заботился, видите ли, о здоровье господина К'Дунеля.

Жокруа выслушал всё это, испытывая невероятную, леденящую ярость. Хотелось взять стервеца за шиворот и окунуть во что-нибудь поглубже да посмраднее.

— А если бы это был не обоз со священными жертвами?!

— Я бы не стал их звать.

Ну да, конечно, он, по собственной версии, бдил неусыпно и «не стал бы звать». А как же!

— Ды не серчайте вы на него, — бросил, обернувшись, Ноздря. — Он же ж тока подмогнул вам, разве нет? Да и пёсушки наши б вас отшукали, как пить дать. Хотя — всяко лучше, что мы, а не они.

К'Дунель ничего не ответил. Ноздря же пожал плечами и снова сгорбился на передке телеги, причмокнув губами, чтобы лошади шли быстрее.

Никогда бы не подумал, что такому мужлану поручат руководить обозом, а, капитан? Ибо хоть Ноздря и облачен в форму «кротов»-воинов, а всё равно выглядит головорез головорезом. Как, впрочем, и большая часть тех «кротов», которые сопровождают обоз.

Но — помнишь, капитан? — обычно именно таких и посылают с жертвами. Самый свирепый тюремщик