— Кэти! — завопила она. — Кэти! Пойди сюда, помоги мне!

Никто не отозвался. Ни единый звук не нарушил тишину спящего дома. Жутковатое чувство охватило ее; дом казался пустым, и все-таки в нем ощущалось чье-то настороженное враждебное присутствие.

— Кэти! Кэти!

Почти в истерике Джилли обежала первый этаж дома из конца в конец. Кэти нигде не было. Когда она вошла в гостиную, то с облегчением подумала, что сможет быстро выпить два-три стакана, она возьмет с собой всю бутылку, выпивка облегчит боль в ноге. Но к ее ужасу, там не оказалось ни одной бутылки. Она не могла поверить своим глазам. Она распахнула все дверцы буфета, но там тоже было пусто. Боже, как же она выживет? Она бросилась по коридору на кухню. Она обшарила весь кухонный буфет, пытаясь разыскать тайный запас Кэти, но обнаружила только пустую бутылку. Джилли в ярости разбила ее о пол.

И все-таки она решила не плакать, не сдаваться. Она еще не была побеждена, снова, хромая, прошла через дом и вышла во двор. Она методично обогнула бассейн, прошла через розовый сад и огород, где Кэти могла работать. Оттуда снова с трудом пробралась вдоль боковой стены дома к надворным постройкам и прочесала их в поисках кого-нибудь живого. Наконец она пошла в комнату Кэти, никак не ожидая, что эта деятельная старая женщина может быть в постели в это время. Она не почувствовала волнения при виде маленькой фигурки в постели. Но когда ее отчаянные попытки разбудить Кэти от ее неестественно глубокого сна не увенчались успехом, Джилли испытала подлинное отчаяние. Ей ничего не оставалось делать, как вернуться в дом в последний раз. Когда она пробиралась через двор, теперь уже почти ползком, она не заметила фигуру, наблюдавшую за ее мучениями из верхнего окна, холодно отметившую, что ей стало хуже, ждущую момента, чтобы нанести удар.

Оставалась лишь одна слабая надежда. Как и все, кто когда-то хоть недолго жил в провинции, Джилли умела обращаться с рацией. Войдя на кухню, она уселась перед приемником и попыталась его включить. Она сразу же поняла, что радио мертво. Она заставила себя не потерять самообладание и проверила еще раз. Но увидев, какой детали недостает, она поняла, что это конец. Ее и без того непрочное самообладание оказалось окончательно сломленным. Она начала выть, как раненое животное, издавая крики боли и страха.

— Где все? — выла она. — Должен же кто-то быть здесь… помогите мне, пожалуйста… кто-нибудь!

Вдруг она услышала голос, как укор из глубины позабытой совести.

— Стоило ли это того, Джилли?

Широко раскрыв глаза, она вздрогнула и огляделась. Но вокруг никого не было.

— Кто это? Кто здесь?

— О мой бог, не говори, что ты уже забыла мой голос, — услышала она шепот, ласкающий слух, обволакивающий ее сердце ужасом. Она узнала голос, но неужели?..

— Ты ведь помнишь меня? Мы были лучшими подругами с детства.

— Нет!

— Как ты могла так поступить, Джилли?

— Нет!

— Я всегда любила тебя. Ты была частью моей жизни.

— Стефани!

Как слепая, Джилли попыталась убежать от укоряющего голоса. Она ковыляя выбежала из кухни и побежала по коридору. Но голос был повсюду, он преследовал ее.

— Мы были как сестры, ты и я. Я верила тебе…

— Прекрати! Замолчи!

Джилли закрыла уши руками, но голос продолжал.

— Неужели Грег стоил того? Стоил всех этих страданий?

— О боже!

— Всей вины!..

— Пожалуйста! Прошу тебя…

Не переставая рыдать, Джилли вошла в гостиную. Но укоряющий голос был уже здесь.

— Бедная Джилли! Он предал нас обеих, не так ли? — Раздался вздох. — Сначала меня… Теперь тебя.

Джилли больше не могла этого вынести. Боль в ноге жгла ее, как огонь, но так же страдала и ее душа. Она упала на стул в совершенном изнеможении.

— Послушай, послушай, — молила она своего невидимого палача. — Пожалуйста, послушай меня!

Находясь в спальне Стефани, Тара могла слышать каждое слово. Она держала в руке микрофон от своего портативного стереопроигрывателя, через который она могла донести свой голос в каждый уголок дома. Она была готова выслушать. Бессвязное бормотание Джилли было явственно слышно.

— Это… это была мысль Грега. Я не знала, что той ночью… той ночью на реке он собирался убить тебя. Я не знала, что…

«Да, этому можно было верить. Джилли не была убийцей».

— Потом… после этого, он заставил меня солгать в полиции, я была так испугана…

— Ты боялась потерять его.

— Да, боялась потерять. Я так его любила.

— С самого начала.

Снова прозвучала ненавязчивая подсказка, и снова Джилли попалась на удочку.

— С той минуты, как я увидела его, на свадьбе!

— А он…

— На теннисном корте. Он посмотрел на меня. Он дотронулся до меня. Я захотела, чтобы он был моим.

— Только твоим.

— Да. — Джилли снова начала агрессивно кричать. — Только моим. У тебя было все, Стеф: деньги, положение, а теперь у тебя был единственный на свете мужчина, который был нужен мне. Это было несправедливо. Я всегда хотела отомстить тебе за своего отца, всегда! — В ее голосе послышалась злость и ненависть обиженного ребенка. Вдруг ее тон снова изменился.

— Но я не хотела, чтобы это случилось, Стеф. Я не хотела, чтобы это было… так ужасно… Я все время видела выражение твоего лица…

Теперь Джилли снова была ребенком.

— О Стеф, я так боюсь. Так боюсь. Пожалуйста, помоги мне, пожалуйста. Я не знаю, что мне делать… Я не хочу умирать… Помоги! Помоги… пожалуйста!

Грег скакал все дальше и дальше через раскаленную пустыню по направлению к Девилс-Рок. После нескольких часов тяжелого пути он с трудом держался на коне. Он не ездил верхом на такие расстояния со своего медового месяца, и тело его начало дрожать от напряжения. Но еще больше страдал он душевно с того момента, когда протянул руку к Таре и обнаружил, что ее нет — это воспоминание преследовало его и вытеснило все остальные мысли. Почему она бросила его таким образом? Почему она снова решила сбежать от него? Что еще нужно было женщине, которую он так любил прошлой ночью? Но хуже всего было то, что, как ему казалось, за всем этим была какая-то загадка, тайна, грозная для него: в какую игру она играла? Почему?

Грег чувствовал, что сама основа его благополучия, его существования зависит от чего-то, чего он не мог понять. Это он всегда играл, наслаждался и бросал, когда ему хотелось. Он никогда и не пытался представить себе, каково быть брошенным бессердечной возлюбленной. Теперь он смертельно боялся, что именно это с ним происходит. Прошлая ночь была подтверждением тому, что он уже начал в себе ощущать: он любил Тару сильнее, чем когда-либо любил других женщин. Но для Грега это не было возвышенным чувством, это было квинтэссенцией его чудовищного эгоизма, он чувствовал, что его любовь к Таре дает ему на нее право, подобно тому как может претендовать на еду, тепло и дом. Никто, даже она сама, не может лишить его этого права.