5. Соединенные Штаты и Россия должны сократить развернутые на стартовой позиции силы до минимально необходимых цифр, что будет значительно меньше нынешнего уровня и уровней, закрепленных Московским Договором.

6. Тактическое ядерное оружие является наиболее вероятным оружием, которое террористы либо выкрадут, либо купят. Нам следует добиваться прозрачности отношений с русскими на двусторонней основе по поводу количества и мест расположения с целью постепенной полной ликвидации всего тактического оружия. До момента достижения нами этой цели другие страны должны будут присоединиться к нам.

7. Пересмотреть Договор о всеобщем запрещении испытаний и привести его в соответствие так, чтобы Сенат был готов согласиться на его ратификацию.

8. Работа над процедурами контроля, какими бы сложными они ни были, как для биологического договора, так и для договора об ограничениях на расщепляющиеся материалы.

Вспоминая и встречу, и памятную записку, Нанн говорил, что был момент, когда Шульц, Перри и он сам понимали, что они в основном достигли взаимопонимания. «Я бы сказал, что наступило понимание того, что мы трое на самом деле были, в общем-то говоря, настроены на одну волну. Наши взгляды полностью совпадали. Я назвал бы это слиянием видения перспективы и практических шагов по его достижению».[539]

Перед тем как разойтись, Шульц сказал, что, может быть, он покажет памятную записку Генри Киссинджеру. Идея подключения Киссинджера была важным предложением. Его поддержка придала бы дополнительный вес записке Шульца и подключила бы к делу еще одного бывшего государственного секретаря и еще одну влиятельную персону из числа республиканцев. Квартет из Шульца, Киссинджера, Перри и Нанна придал бы записке ореол двупартийности или беспартийности. При наличии мощного мандата у этой четверки как специалистов в области обороны все, за что они выступали совместно, моментально становилось объектом внимания в Вашингтоне и за границей.

На протяжении последующих нескольких дней Шульц отредактировал памятную записку, включив в нее предложения других участников дискуссии. 13 июля Нанн отправил Шульцу список предложенных изменений и дополнений, отражающих его мысли и соображения сотрудников фонда ИЯУ. Нанн хотел добавить новый заключительный абзац, в котором говорилось следующее: «Действие по этим пунктам по праву будет рассматриваться как смелая инициатива, – совместимая с видением президента Рейгана и моральным наследием Америки, – что будет иметь глубокое воздействие на будущие поколения во всех уголках земного шара».[540]

Нанн также поддержал предложение Шульца показать записку Киссинджеру. «Полагаю, что ты прав, стараясь найти прямой и личный выход на президента, и я согласен, что зондаж в отношении Генри Киссинджера по этим вопросам может привести нас к продуктивному и мощному сотрудничеству», – писал Нанн.

Нанн не был близок к Киссинджеру, но он давно восхищался его интеллектуальной мощью. Нанн был новичком в Сенате во время работы Киссинджера в качестве советника по национальной безопасности и государственного секретаря у Никсона. Киссинджер, по его словам, «имел дела со Скупом Джексоном, он работал со Стеннисом и Саймингтоном и персонами этого рода, поэтому мои прямые контакты с Киссинджером один на один были в то время ограниченными».

Несколько дней спустя Шульц взял копию памятной записки с собой в «Богемскую рощу». «Киссинджер, который стал моим лучшим другом, отдыхает в том же загородном доме, что и я. Я сказал ему: «Генри, посмотри на это». Он глянул на бумаги и сказал: «Я должен подумать над этим, это важно». А я сказал: «Ну, возьми с собой и подумай».[541]Шульц был удивлен и обрадован реакцией Киссинджера.

Примет ли Киссинджер участие в игре? Расхождения казались большими. Хотя он с годами и занял лидирующие позиции, ставя под сомнение американские планы направления всей мощи сил ядерного арсенала против Советского Союза, но никогда не поддерживал уничтожение ядерного оружия. Для Киссинджера, в высшей степени расчетливого реалиста в вопросах внешней политики, уничтожение ядерного оружия было сказочной фантазией.

Но Кэмпелман, например, полагал, что Киссинджер мог бы и не стать «дохлым номером». Киссинджер был основным докладчиком на церемонии в Государственном департаменте в 2005 году, когда Американская дипломатическая академия вручала Кэмпелману награду. Он хвалил Кэмпелмана как человека, который нашел точный баланс между реализмом и идеализмом в своей дипломатической карьере. Когда Киссинджер затронул вопрос о ядерном оружии, Кэмпелман был поражен его комментариями. Киссинджер тогда сказал: «Когда я возглавлял Госдепартамент, меня больше всего волновала одна проблема – это была дилемма: как человек, с которого будут спрашивать относительно необходимости применения ядерного оружия, я пришел к выводу, что никто не имеет морального права убивать так много людей.

Но как практический работник на внешнеполитическом фронте я также чувствовал, что у нас нет морального права подвергать мир потенциальному уничтожению. Сейчас в условиях биполярного мира вы можете находить выбор в этой дилемме, но, учитывая распространение ядерного оружия, это представляется невыполнимой задачей; отсюда нераспространение является во многих отношениях ключевым вопросом нашего времени».[542]

Для Кэмпелмана это означало, что Киссинджер одобряет уничтожение ядерного оружия. «Он выступил в защиту нулевого варианта, – вспоминал Кэмпелман. – Я быстро дал знать Шульцу, потому что Джордж был глубоко в это вовлечен».[543]

Текст выступления Киссинджера не подтверждает интерпретацию Кэмпелмана. Говорить о том, что нераспространение является ключевым вопросом нашего времени, это не одно и то же, что призывать к уничтожению ядерного оружия. Но Кэмпелман был прав, предположив, что Киссинджер мог бы рассмотреть предложение. Изначальная реакция Киссинджера на памятную записку Шульца, которая прозвучала через семь месяцев в «Богемской роще», усилила это впечатление.

Для Киссинджера утрата контроля над ядерным оружием и материалами по мере распространения технологии была одним сплошным расстройством. Как он позже говорил, «во время холодной войны даже благополучные промышленно развитые страны определяли и вырабатывали определенное количество, какую-то форму контроля с целью предупреждения нестандартного применения или случайного использования или утечки в чужие руки ядерного оружия. Но по мере распространения технологии делать это становится все труднее и труднее. И мы уже видели в странах типа Пакистана, который является сравнительно хорошо развитой страной, что вся система распространения становится или возможной, или не запрещенной, что привело к попаданию ядерной технологии в Ливию, Северную Корею и некоторые другие страны-«изгои».[544]