Женщина, длинные волосы которой извивались, подобно змеям, с горящими золотом вертикальными зрачками, в цвета рассветных облаков одеждах, под складками которых угадывалось неясное и грозное движение. Она властно протянула руку, указывая разом и на армию, и на ее предводителя, а голос, негромкий, но столь отчетливый, что не было никого, кто не расслышал бы, возвестил:

– Тот, кто способен править всеми людьми Поднебесной, не может быть наказан за святотатство. Ступайте вперед без страха, воины под алыми знаменами. Истинный Сын Неба не устрашится гнева Небес!

Весьма двусмысленное предсказание, подумалось Лю Дзы. Божество предпочло обойтись без конкретных указаний, предоставив людям самим интерпретировать и явление, и речи. Но когда Нюйва исчезла с легким звоном, словно где-то ветер тронул струны цитры, Лю вдруг понял, что один-одинешенек возвышается среди коленопреклоненных воинов. И даже братец Цзи Синь…

Стоять! Братец Цзи Синь? А куда это он собрался, бочком и ползком, да к тростникам?

– Воля Небес! – веско высказался Пэй-гун, решив, что, чем меньше он скажет, тем лучше. – Готовьтесь к переправе!

И устремился за братцем-конфуцианцем, который с непревзойденной прыткостью уже покидал место божественного явления.

Лю настиг Цзи Синя, когда тот уже готов был скрыться в прибрежных зарослях, и цепко ухватил за полу светлого ханьфу.

– Где она? – только и спросил командир.

Тот молча ткнул пальцем в направлении реки.

– Понятно. Сгинь!

Стратег послушно ретировался. Разговор, на который напросилась находчивая хулидзын, лучше было вести без свидетелей.

Люси и Лю Дзы

Людмила выбиралась на берег целеустремленно, но медленно, шлепая вброд по мелководью и запинаясь о притопленные коряги. О змеях, настоящих и ядовитых, девушка старалась не думать. Ей хватало веселья с намокшим подолом одолженного у конфуцианца халата и сапогами, полными воды. Следом, пыхтя, тащился юный Люй, на всякий случай втягивая голову в плечи. Китайчонок опасался разноса, и справедливо в общем-то. Именно по вине мальчишки, сперва с раскрытым ртом созерцавшего явление Нюйвы, а потом на радостях утопившего весло и едва не перевернувшего лодку, Люсе теперь приходилось практически форсировать Даньшуй. Но небесной лисе было не до виноватого ординарца. И смотрела она в основном под ноги, думая лишь о том, как бы выбраться на берег и поскорее стряхнуть с себя волочащееся тяжеленное одеяние. Ну и еще немного о том, как ей теперь объясняться с Лю Дзы.

– Попалась! – вдруг раздалось откуда-то сверху. Люся и опомниться не успела, а мятежник Лю уже обхватил ее и выдернул из топкого ила, как умелый рыбак – верткого угря.

– Господин! – взвыл Люй Ши, норовя бухнуться на колени, но все-таки шаря взглядом вокруг, чтоб выбрать для преклонения местечко посуше.

– Брысь! – рявкнул Пэй-гун и, поудобней перехватив добычу, потащил ее подальше от лишних глаз.

Шелестящая стена тростника сомкнулась за командиром Лю и его ношей, и юный ординарец смущенно хихикнул. Хо-хо! Ну и дела! Средь бела дня, а?

Метко прилетевший откуда-то камушек прервал хихиканье мальчишки, тот пискнул и побыстрей убрался.

– Может, все-таки поставишь меня на землю?

На самом деле Люсе было весьма удобно в объятиях мятежника Лю, но очень уж оскал у него был зверский. Аж в жар бросало, и то ли сердце, то ли желудок сводило от ужаса, но почему-то исключительно сладкого. Сердитый Пэй-гун так разительно отличался от веселого и славного командира Лю!

– Чтобы ты улетела, раз не удалось уплыть? – язвительно усмехнулся он. – Или чтобы последний олух в этом войске догадался, что с этой Белой Змеей дело нечисто? Мы не так наивны и глупы, как кажется, если смотреть с Небес, моя высокомерная лисица.

– Но ведь сработало! – Люся возмущенно трепыхнулась. – Все получилось! А если бы я рассказала заранее, вдруг ты сорвал бы все представление?

– Представление! – фыркнул Лю и слегка ее встряхнул. – А если бы Матушка Нюйва не решила снизойти к нам, что бы ты сделала?

– Ну… поревела бы немного в тростниках…

– Предки! – простонал Пэй-гун и все-таки поставил ее, выбрав сухое место, но совсем отпускать не стал. – Невозможная женщина! Если еще раз ты сотворишь такую святотатственную выдумку, не предупредив меня заранее, я…

– Что? – бесстрашно усмехнулась девушка. – Ты – что?

Смуглое лицо Лю Дзы потемнело еще больше, он молча смотрел на нее, сдвинув брови, а Люся с каким-то отчаянным безрассудством наслаждалась каждой секундой, каждым неровным вздохом, опасной дрожью и чем-то еще, темным и глубинным, что он сдерживал изо всех сил, а оно все равно рвалось, рвалось наружу. Как огонь, долго тлеющий в торфянике, рано или поздно прорывается столбом пламени, жадно пожирающим деревья. Как зреющая в еще безобидных облачках гроза в конце концов обрушивается на землю нескончаемым губительным потоком. Как весенние воды все-таки взламывают лед. Ну же, ну! И что ты сделаешь, мятежник Лю?

Стиснув челюсти и прищурившись, он разжал объятия и почти оттолкнул ее, почти… но Люси сама подалась вперед, закинула руки ему на плечи, притянула – и решительно поймала губами его губы. Ей надоело ждать и бояться, бояться и ждать. Если уж все к тому идет, так зачем тянуть?

И запретила себе жалеть о такой спешке, даже когда в глазах потемнело, ноги подкосились, и она краешком сознания поняла, что уже лежит на влажном песке, ханьфу сползло с плеч, а горячие губы мятежника обжигают ей шею. Из-за его плеча ей был виден кусочек неба, но вот откуда там взялись вдруг звезды, если только-только наступило утро? Люся жадно глотнула воздух пересохшими саднящими губами, а Лю вдруг вздрогнул, замер и отстранился.

– Нет, – прохрипел он, словно голос ему отказывал. – Не так.

– А? – непонимающе моргнула девушка.

– Это… неуважение. Так нельзя.

Руки у него дрожали, когда он поправлял на ней одежду и помогал сесть. Люся тряхнула головой, пытаясь понять, какое чувство в ней сейчас сильнее, – облегчение или разочарование?

– И почему? – поинтересовалась она, стараясь говорить спокойно. – Вдруг не предложу второй раз?

– Я хочу не просто взять женщину на песке, – отрезал Пэй-гун. – Я хочу тебя. Всю. И навсегда.

– Вот уж чего точно не стану обещать! – фыркнула Люся. – Я пока не собираюсь тут задерживаться. В этом веке, на этой земле, в этом… в этом мире.

– Тогда и говорить пока не о чем. Мне не нужны ни подачки, ни безрассудный порыв, за который мы оба друг друга возненавидим. Если ты все равно собралась уйти, зачем тогда дразнишь, лисица?

И Людмиле стало невыносимо стыдно. Опустив голову, она вздохнула и нервно похрустела пальцами, не решаясь взглянуть ему в глаза.

– Ты такой… невыразимо хороший, – помолчав, призналась она. – Прости. Я больше не стану. Я просто боюсь…