С этого времени командование бомбардировочной авиацией приобретало все больше и больше влияния на истребительную авиацию. В результате такого развития событий особенно волнующий характер приобрел последний акт трагедии реактивной истребительной авиации, о чем я расскажу в следующей главе. Круги, отражавшие разные интересы люфтваффе, напоминали шестеренки в коробке передач, которые уже больше не взаимодействовали друг с другом.

От Геринга не могло укрыться то, что первичный кризис доверия к руководству как раз назревал среди летчиков истребительной авиации, от командующего до последнего исполнителя. Насколько он сам был далек от истребительной авиации и как мало ему было до сих пор известно об умонастроении летчиков, их трудной борьбе, можно было понять из того, как он пытался разрешить столь нелегкую ситуацию. Он созвал всех командующих дневными и ночными истребительными соединениями, насколько это было выполнимо, на встречу в штаб-квартире воздушного флота рейха под Ваннзее. Предполагалось, что это будет последняя дробь барабана перед "большим ударом", но встреча потерпела фиаско. Геринг потерял контроль над собой и говорил слишком возбужденно. Его оскорбительная агрессивность не достигла ожидаемого им эффекта воодушевления, а напротив, вызвала только горечь и возмущение. Так можно говорить с солдатами в том случае, если ты по-прежнему вызываешь у них доверие и уважение! А ведь во фронтовых частях открыто высказывались острые и непочтительные замечания по поводу рейхсмаршала. Мы, летчики-истребители, были готовы сражаться и умирать, что и доказывали неоднократно, но мы не желали выслушивать в свой адрес оскорбления и проклятия в связи с отчаянной ситуацией в небе над рейхом. И в довершение ко всему Геринг отдал совершенно бесполезный приказ — записать на пленку свою несуразную речь и прокручивать ее по частям летчикам на военных аэродромах. Из всех приказов, отданных истребительной авиации, этот приказ меньше всего хотелось выполнять.

Недоверие к руководству отмечалось не только в среде истребителей. Формируя отдельные фанатично конкурирующие между собой группы, офицерский корпус люфтваффе потерял свою однородность, от которой зависела боевая мощь и сила наших войск.

Вплоть до января 1945 года мое положение оставалось прежним, но когда меня отстранили от дел, не назначив мне преемника, в истребительной авиации стали зарождаться нездоровые слухи. Это стало одной из последних причин, по которой несколько командиров авиагрупп (кое-кто из них был одновременно со мной смещен с должности) встретились с Лютцовом и Траутлофтом и после серьезного совещания пришли к выводу, что так дольше продолжаться не может. Их делегация должна была попытаться добиться аудиенции у Гитлера для того, чтобы доложить непосредственно обо всем и потребовать радикальных изменений. Но этого так никогда и нс случилось. Полковник Лютцов, несгибаемый и мужественный человек, был выбран ходатаем за всю истребительную авиацию, и благодаря участию начальника Генерального штаба, Коллера, а также известного летчика времен Первой мировой войны, командира 4-го воздушного флота Риттера фон Грейма, данная делегация была принята Герингом. После того как ему со всей прямотой доложили о серьезном положении дел в истребительной авиации, он созвал всех командиров истребительных групп, кто мог встретиться с ним.

Это совещание, которое проводилось в Берлине в Доме летчика, приняло очень драматичный и впечатляющий оборот. Лютцов обобщил все претензии истребительной авиации в виде меморандума, состоящего из следующих пунктов: подавляющее влияние командования бомбардировочной авиацией среди истребительной авиации; оснащение реактивными "Ме-262" бомбардировочных частей вместо истребительных; невыполнимые требования в связи с плохими погодными условиями; оскорбительные намеки и сомнения в боевом духе, выраженные главнокомандующим; недоверие к ним влиятельных советников рейхсмаршала; а также отставка командующего истребительной авиацией.

Его предложения и критические замечания вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Поскольку требования, предъявляемые от лица истребительной авиации, совпадали с теми, которые всегда выдвигались лично мной, то Геринг посчитал меня экс-командующего истребительной авиацией — тайным подстрекателем, тем, кто уже не мог больше принимать участие в этих совещаниях. Он закрыл совещание в бешенстве, обозвав действия летчиков-истребителей мятежными. Когда он покидал зал, то сказал Лютцову "Я предам вас военному суду". И сорок восемь часов спустя Лютцов был выдворен из Германии, причем в приговоре изгнаннику содержалось указание на то, что ему запрещается общаться как со мной, так и с кем-либо из летчиков-истребителей, кроме как по непосредственным делам службы. Он стал региональным командиром истребительной авиации в Италии.

На следующий день я был вызван к начальнику личной канцелярии Геринга, который проинформировал меня о возмущении Геринга, а также о его подозрениях в том, что именно я являюсь движущей силой, стоявшей за спинами "мятежных летчиков- истребителей". Получив приказ покинуть Берлин в течение двенадцати часов, вместе с тем я должен был находиться наготове, а также сообщить о своем местонахождении, чтобы меня могли вызвать обратно в любой момент. Одновременно об этом по телетайпу были извещены все истребительные соединения.

Я знал, к чему все клонится, но не ожидал предпринятых против меня мер. Меня собирался увлечь вслед за собой водоворот от тонущего корабля рсйхсмаршала, который и так уже плыл кверху днищем по бушующим волнам и неминуемо собирался идти ко дну. Да я совершил немало промахов, однако они резко отличались от тех обвинений, которые теперь выдвигались против меня. Намерение публично сделать из меня козла отпущения вполне понятно, особенно когда понимаешь, в каком отчаянном положении оказались в тот момент лично сам Геринг и люфтваффе в целом.

В существовавшей тогда неразберихе я без разрешения вернулся в Берлин. Я пришей к выводу, что у меня остался не такой уж большой выбор, но в действительности дело повернулось совсем иным образом, ибо я неожиданно для себя получил приказ доложить обо всем в рейхсканцелярию. Там один из адъютантов Гитлера по военно-воздушным силам сообщил мне, что фюреру ничего не было известно о предпринятых против меня мерах и что им уже отдан приказ "тотчас же прекратить это безобразие".

"Дело Галланда" было закрыто немедленно, причем этот последний маленький промах со стороны правительства только сбивал с толку. Не зная о том, что я уже извещен о решении Гитлера, Геринг вызвал меня в Каринхолл. При этом я не испытывал больше никакого волнения, а потом строгий судья окончательно изрек, что он решил не предпринимать против меня никаких дальнейших шагов, принимая во внимание мою прошлую службу в истребительной авиации.

В завершение Геринг сообщил мне, что Гитлер удовлетворил мое прошение, отменил готовящийся против меня приказ и приказывал следующее: мне предоставляется возможность самому доказать правоту постоянно повторяемого мною утверждения о боевых качествах реактивного истребители. Я должен сформировать соединение из "Ме-262", причем вправе выбирать себе летчиков по собственному усмотрению. Кое-что припомнив, Геринг порекомендовал мне выбирать из тех упрямых и непокорных летчиков, командиров и командующих, во главе которых стоял Лютцов — "зачинщик мятежа". Вновь назначенный командующий истребительной авиацией не будет иметь власти над моим новым соединением, которое не зависит ни от каких других частей. Это давало какие-то гарантии, и в этом состояло важное преимущество, поскольку в интересовавших меня операциях я был совершенно независим и вне подчинения от командования дивизий, корпусов или флота