Причины, побудившие Штауффенберга, были четко обрисованы Гизевиусом: «Штауффенберг не желал, чтобы Гитлер увлек с собой в могилу всю армию. Солдат до кончиков ногтей, он считал, что спасти армию означало спасти родину… Он не был одинок в этом убеждении, будучи типичным представителем группы военных, осуществлявших руководство событиями 20 июля. Начиная с 1942 года с каждым новым поражением на фронте группа все росла, движимая сильным желанием оказывать влияние на события».

Штауффенберг быстро понял, что все разговоры в кулуарах штабов, туманные проекты, памятные записки, направляемые генералам, были абсолютно бесполезны. Он предпочел действовать: впервые один из руководителей заговора взял на себя и роль исполнителя. 26 декабря 1943 года приглашенный в Ставку Гитлера в Растенбург для доклада, он принес туда в портфеле взрывное устройство замедленного действия. Однако по решению Гитлера[44] совещание в последнюю минуту было отменено, и Штауффенбергу пришлось увезти свою бомбу обратно в Берлин.

Энергия и активность Штауффенберга вдохнула новую жизнь в круг заговорщиков. Абвер уничтожен, но он сумел найти новое убежище в самом Верховном командовании и привлечь к участию в заговоре еще несколько генералов, заручившись по меньшей мере их дружественным нейтралитетом.

Сообщников среди сотрудников гестапо и СД было невозможно найти, однако двое высокопоставленных руководителей полиции, нацисты с возникновения движения, перешли в лагерь заговорщиков и оказали им свою помощь. Это были Небе, начальник крипо (уголовная полиция), который ранее командовал эйнзацгруппой в СССР, граф Гелльдорф, префект берлинской полиции, а также его заместитель граф Шуленбург – еще один раскаявшийся нацист. Во время путча они могли бы сыграть очень важную роль в сотрудничестве с генералом фон Газе, военным комендантом Берлина, участником заговора.

Несколько командиров оккупационных войск, расквартированных на западе Европы, также оказывали поддержку движению. Это были фон Штюльпнагель, военный губернатор Франции, фон Фалькенхаузен, военный губернатор Бельгии, Роммель, главнокомандующий группой армий «В», и его начальник штаба генерал Ганс Шпейдель. Возрастающее техническое превосходство армий союзников убедило их в том, что наличные германские силы не смогут долго удерживать фронт в Нормандии. Гитлер же, как обычно, отказался считаться с аргументами, выдвинутыми военными.

Ликвидация абвера создала для заговорщиков значительные трудности. Если в 1943 году было подготовлено по меньшей мере шесть покушений на Гитлера, то за первые шесть месяцев 1944 года ни один такой план не удалось разработать. Штауффенберг понимал, что свержение режима не произойдет, пока не исчезнет сам Гитлер. Его присутствие парализовывало генералов, которые к тому же считали себя связанными присягой верности фюреру, которую они дали после смерти Гинденбурга.

Но высадка войск союзников и их первые успехи во Франции, их продвижение в Италии, где был взят Рим, поражение немецких войск на Восточном фронте и вступление советских войск в Польшу укрепили Штауффенберга в мысли, что далее медлить нельзя, поскольку иначе спасать будет уже нечего.

Стоит отметить, что заговор основывался на уверенности в том, что смерть Гитлера позволит им договориться с западными державами. Они желали скорейшего перемирия, но отметали возможность безусловной капитуляции. Несколько последовательных разработок «мирного урегулирования» Карла Герделера свидетельствуют об удивительном отсутствии понимания реального положения дел. Сепаратный мир с Западом не предполагал прекращения войны на Востоке. Наоборот, после установления новой власти в Германии, полагали заговорщики, американцы и англичане объединят с немцами свои усилия в войне против СССР. Это было полное неприятие Ялтинских соглашений. Можно предположить, что в случае успеха заговора дальнейший ход событий не претерпел бы существенных изменений. Заговорщики встали бы у руководства Германией и столкнулись бы с отказом западных держав согласиться с их предложениями. Трудно представить человека такого склада, каким был Черчилль, отказывающегося от перспективы полной и безусловной капитуляции противника в момент, когда его военное превосходство оказалось полным. В этой ситуации новое германское правительство, действуя под эгидой военных, вероятно, решило бы продолжать войну.

В отличие от Герделера и Бека Штауффенберг со своими ближайшими друзьями, кажется, смотрел на вещи более трезво. Развал всех фронтов показал им, что призыв к отчаянному сопротивлению, брошенный Гитлером, означал бы самоубийство для немецкой нации. Продолжение боев в центре страны привело бы к разрушению всего экономического потенциала Германии, повлекло бы за собой смерть тысяч и тысяч, а может быть, и миллионов немецких граждан, сделав возрождение Германии почти невозможным.

Исходя из этих соображений, Штауффенберг, продолжая поддерживать контакт с руководящей группой Герделера и Бека, разработал план под кодовым названием «Валькирия». Им предусматривалось убийство Гитлера и немедленная организация военного правительства в Берлине, которое должно было с помощью войск вермахта нейтрализовать самые опасные органы нацистского режима: СС, гестапо и СД. Штауффенберг, в конце июня получивший чин полковника и назначенный начальником штаба внутренней армии, получил частый доступ на совещания, проводившиеся в Ставке фюрера. Подготовительные работы были начаты, и 20 июля их результатом стало покушение на Гитлера.

На 20 июля было назначено важное совещание в Ставке для подведения итогов советского наступления в Галиции. Кейтель пригласил Штауффенберга в Растенбург на это совещание, где он должен был сделать доклад о создании первых частей внутренней армии, предназначавшейся для организации обороны каждого населенного пункта в Германии и получившей впоследствии название «фолькс– штурм». Ожидалось прибытие укрывшегося в Германии Муссолини, который должен был в 14.30 осматривать Ставку своего друга. На этот раз расписание выдерживалось с точностью до минуты.

Штауффенберг прибыл в Вольфшанце[45], второй раз неся в портфеле бомбу замедленного действия из экзогена – английской взрывчатки, хранившейся на секретных складах абвера, полный решимости пустить ее в ход.

В 12.30 Кейтель и Штауффенберг вошли в барак, служивший залом заседаний. Штауффенберг несколькими минутами раньше уже привел в действие взрыватель с часовым механизмом; взрыв должен был последовать в 12.40. Совещание уже началось. В 12.36 Штауффенберг поставил свой портфель на пол и подвинул его к массивной ножке стола. Портфель оказался менее чем в двух метрах от Гитлера. После этого он незаметно покинул помещение под предлогом необходимости срочно связаться с Берлином. Тем временем полковник Брандт продолжал свой доклад о положении в Галиции. Наклонившись над картой, он наткнулся на портфель Штауффенберга. Брандт взял и передвинул его, поставив с другой стороны ножки стола, и между портфелем и Гитлером оказалась массивная ножка стола.