Эллис был явно не в ладах со своим телом, плохо чувствовал свою партнершу. Он заставлял себя крутить ягодицами, это движение никак не напоминало о любовных забавах и совсем не было грациозным, его бедра были скорее бедрами альпиниста, с усилием карабкающегося в горы, ногами он словно давил виноград, а с руками просто не знал, что делать: они болтались у него под углом к телу – как на шарнирах, и как будто не имели никакого отношения к кистям, которые привыкли хапать, а не ласкать. Чего добивалась Ида? Мстила? Или предупреждала? Лоб Эллиса покрылся испариной, короткие курчавые волосы потемнели от пота. Кэсс казалось, что она слышит его прерывистое дыхание. Ида носилась вокруг него кругами, ее оранжевое платье летало как язычок пламени, ноги сверкали, словно длинные ножи, бедра ходили ходуном. Иногда она протягивала к нему свою коричневую тонкую и пламенную руку, и их пальцы соприкасались. На площадке все расступились, освободив им, точнее ей, место. Наверное, Эллису казалось, что музыка никогда не кончится.

Но вот музыкальный автомат наконец замолк, отключилась и система цветомузыки – оркестранты возвращались на эстраду. Ида и Эллис подошли к столу.

Свет в зале потускнел. Кэсс приподнялась с места.

– Ида, – обратилась она к девушке, – я обещала заскочить ненадолго, на одну рюмочку, так вот – обещание я сдержала, и теперь мне пора идти. Действительно пора. Если я буду сидеть тут и дальше, Ричард просто убьет меня.

Кэсс почувствовала, что заливается краской, голос ее дрогнул. Она вдруг поняла, что Ида сейчас пребывает в еще более непредсказуемом и опасном состоянии, чем до танца.

– Да позвони ты ему, – бросила Ида. – Даже самым верным женам иногда нужна разрядка.

Кэсс, охваченная паникой, медленно опустилась на стул, но тут вмешался Эллис, который находился в исключительно приподнятом настроении – весь так и светился, да и паясничал больше обычного.

– Не думаю, что это стоит вводить в привычку, – сказал он, вызвав у сидящих за столом почтительный смешок, – кроме того, миссис Силенски владеет кладом. Ее муж – ценный работник, и мы все должны заботиться о его добром имени.

Ида и Кэсс переглянулись. Ида усмехнулась.

– А что, доброе имя Ричарда пострадает, если ты вовремя не придешь домой?

– Несомненно, – ответила Кэсс. – Мне нужно идти.

Ида переменилась в лице и опустила глаза. Теперь вид у нее был усталый и печальный.

– Полагаю, ты права, – сказала она, – не буду тебя задерживать. – Она взглянула на Эллиса. – Проводи ее до такси, дорогой.

– С удовольствием, – отозвался Эллис.

– Желаю всем приятного вечера, – сказала на прощание Кэсс. – Сожалею, что должна вас покинуть. – И прибавила, обращаясь к Иде: – Я тебя скоро увижу?

– Надеюсь, встретимся в обычном месте?

– Если оно еще будет существовать, – ответила Кэсс после секундного замешательства. Повернувшись, она прошла через полутемный зал, за ней раздавались шаги Эллиса. На улице она почувствовала, что воля покидает ее, уступая место острому страху. Эллис усадил ее в такси. За рулем сидел молодой пуэрториканец.

– Спокойной ночи, миссис Силенски, – и Эллис протянул ей на прощание свою влажную жесткую руку. – Пожалуйста, передайте от меня привет Ричарду и скажите, что через пару дней я позвоню.

– Хорошо. Обязательно передам. Спокойной ночи.

Он удалился, и она осталась в такси одна, заслоненная могучими плечами молчавшего пуэрториканца. Из любопытства она взглянула в зеркальце на его лицо и, тут же опустив глаза, закурила. Такси двинулось с места. Кэсс не смотрела по сторонам. Она сидела в темноте, сжавшись в комочек и сгорая от стыда. Стыд этот был особого свойства. Она не стыдилась – не стыдилась ли? – того, что делала, но было мучительно стыдно того, что ей, возможно, по необходимости, придется делать. Она использовала Иду и Вивальдо для прикрытия своих отношений с Эриком: почему же Ида не могла использовать ее, чтобы скрыть от Вивальдо связь с Эллисом? Они помогали ей обманывать Ричарда, и вот теперь она должна покрывать Иду, обманывая тем самым Вивальдо. Она горько улыбнулась. Когда она была уважаемым членом общества и находилась в безопасности, весь мир вокруг казался безопасным и уютным местом, теперь же он был весь пронизан ложью, опасностью и чувством утраты. Что же было иллюзией – то или это? Присутствие шофера почему-то стесняло ее, эти широкие плечи, молодое смуглое лицо, мягкие темные глаза… Он поглядывал на нее в зеркальце, видимо, заинтригованный ее взглядом, брошенным на него, когда она садилась в машину. Ее настроение создало между ними притяжение, сексуальное притяжение. Против воли Кэсс вновь вспомнила смуглолицего юношу, так хорошо танцевавшего в ресторане. Она не сомневалась (прозревая свои мысли до самых глубин, словно чистейший в мире пруд, у которого видно дно), что, прикоснись он к ней, да-да, прояви он настойчивость, она не отказала бы ему и отдалась бы с радостью. Для нее было бы счастьем познать его тело, пусть даже все остальное осталось бы тайной. Связь с Эриком – грехопадение? – сделала ее добычей страстей, чью власть она в полной мере раньше не ощущала. Ричард защищал ее не только от зла мира, но и от инстинктов, бушующих в ней самой. А теперь этого заслона не стало. А она еще вздумала радоваться по этому поводу. Теперь настроение у нее было далеко не радостное. Она чувствовала только страх и смущение.

Шофер кашлянул. Такси остановилось у светофора, как раз перед въездом в парк, и шофер закурил. Кэсс тоже достала новую сигарету; два огонька, горящие в темноте, словно слали друг другу сигналы. Такси рывком дернулось с места, и Кэсс, сидя в нем, вспоминала, как бесцельно бродила в отчаянии по городу, когда Ричард стал отдаляться от нее. Ей хотелось, чтобы на нее обратили внимание, хотелось мужского интереса к себе. И этот интерес возникал: мужчины чуяли, что эта уже не первой молодости женщина испытывает сексуальный голод. Ужасно, что от утраты любви весь мир покрывается для тебя ледяной коркой, ужасно, что ты теряешь себя! Ужасно, что условия, при которых существует любовь, такие жесткие, а ее требования и привилегии так тесно переплетаются между собой.

Она не могла требовать многого от Эрика. Их хорошие отношения сохранялись благодаря ее сдержанности и самоограничению. Она не могла, например, заявиться к нему в два часа ночи – это было бы не в духе их отношений. Залогом их романа или, если смотреть иначе, основой для разыгрываемой комедии было признанное обоими условие: оба остаются независимыми людьми, чувствующими иногда потребность друг в друге, и еще – они никогда не перестанут быть друзьями, даже если оборвутся их любовные отношения. Такое условие запрещает думать о совместном будущем или слишком пылко проявлять свои чувства. Эрик, по существу, тянул время в ожидании… каких-нибудь перемен. Возникни что-то реальное –