Мак долгие годы жил в моей голове и утратил свою важность только после того, как я начал собирать новую коллекцию призраков и демонов. Темные фигуры, возникающие из деревьев и использовавшие наши же снаряды 105 калибра для минирования растяжками ночных троп. Труп самоубийцы, кишащий червями и личинками, который нам с Клетом пришлось срезать с дерева. Тельце ребенка в холодильнике, оставленного родителями в поле неподалеку от игровой площадки. Чернокожий мужчина, привязанный ремнями к тяжелому дубовому креслу, лицо и череп были покрыты бусинками пота, а голова накрыта плотным капюшоном.

Я считаю, что никакой экзорцист не в состоянии изгнать подобные образы из памяти. Они путешествуют с вами, куда бы вы ни отправлялись, и ждут своего момента, чтобы снова восстать у вас перед глазами. Если ты отдохнул, если день полон солнца, прохлады и весенних ароматов, образы скорее всего будут дремать на задворках сознания, не найдя себе места в твоей жизни. Если же ты вымотался, раздражен, подавлен или просто свалился с гриппом, ты имеешь все шансы выиграть билет на путешествие в свое бессознательное, и поездка эта едва ли будет приятной. Можешь точно рассчитывать на одну вещь: сон — это лотерея, и ты беспомощен перед ним, если только не готов напиться или накуриться до беспамятства.

Было семь минут двенадцатого ночи, и я читал при свете настольной лампы. На кухне было темно, но я видел, как мигает индикатор оставленного сообщения на автоответчике, похожий на каплю горячей крови. Он то загорался, то сходил на нет, а потом все начиналось сначала. Молли и Алафер еще не спали, и я мог бы встать и прослушать сообщение, никого не потревожив, но мне не хотелось — как, бывает, не хочется открывать дверь, если в нее постучали сильнее, чем надо было бы, а лицо твоего посетителя скрыто в тени.

— Ты что, уронил свои таблетки в раковину в ванной? — спросила Молли из-за спины.

— Может быть. Не помню, — ответил я.

— Больше половины уже нет. Дэйв, вообще-то в них содержится морфин.

— Я знаю. Поэтому и стараюсь ими не пользоваться.

— Но ты все-таки их принимал?

— Я делаю это два или три раза в неделю. А может, еще реже. Последние несколько дней я вообще не ощущаю в них потребности.

Жена села напротив меня с пластиковой бутылочкой в руке. Она внимательно посмотрела мне в глаза.

— А ты можешь полностью обходиться без них?

— Да, можешь их выкинуть. Давно уже нужно было это сделать.

Слова мои при этом звучали пусто и глупо, как слова человека, стоящего в очереди за бесплатным хлебом и делающего вид, что ему это вовсе не нужно.

— Уже поздно. Пойдем спать, — предложила она.

Я закрыл книгу и посмотрел на ее название. Это был роман о британских солдатах во времена Великой войны, написанный красноречивым автором, который пережил химические атаки, был ранен и видел, как его лучших друзей косит огонь из пулеметов «Максим». Я вдруг понял, что практически ничего не запомнил из нее, как будто мои глаза прошлись по полусотне страниц, и ничего не отразили.

— Может, тебе с Алафер стоит навестить твою тетю в Галвестоне, — предложил я, — буквально на несколько дней.

— Мы никуда не поедем.

Я встал и дернул тонкую цепочку на лампе. Через дверной проем я видел отражение красного огонька в стекле окна над раковиной. Подъездная дорога была чернее ночи, и красный огонек в окне был похож на маяк в темном море.

— Где-то там Ти Джоли, — произнес я.

— Она мертва, Дэйв.

— Я не верю в это. Она принесла мне айпод в больницу в Новом Орлеане. Я говорил с ней по телефону. Она жива.

— Я не могу больше говорить с тобой на эту тему, — вздохнула Молли.

Она вернулась в спальню и закрыла за собой дверь. Я еще долго сидел в темноте, наблюдая, как огонек автоответчика мигает в унисон с моим сердцем, словно заставляя меня нажать на кнопку воспроизведения. Быть может, одно это нажатие вернуло бы меня на волну жизни, свободной от беспокойств и моральных терзаний, быть может, оно вернуло бы мне удовольствие от того насилия, которое заставило бы моих врагов дрожать в страхе, а мне позволило бы вернуться к выпивке, каждый день сдавая позиции в борьбе с алкогольной смертью, радуясь своему освобождению от страха сырой могилы.

Дождь, казалось, восстановил свои силы и барабанил что есть мочи по крыше, словно град. Я зашел на кухню, подошел к столу и большим пальцем нажал кнопку автоответчика.

— Привет, мистер Дэйв, — прошуршал голос, — надеюсь, вы не против того, что я снова вас беспокою, но мне очень страшно. Здесь нет никого, кроме медсестры и врача, который приходит сюда из-за моей проблемы. Мне нужно сбежать с этого острова, но я не знаю, где он находится. У владельцев острова большой корабль. Один из мужчин здесь сказал, что мы находимся к юго-востоку от какой-то шанделябры, но ведь это не имеет никакого смысла, так ведь? Мистер Дэйв, тот мужчина, с которым я нахожусь, хороший человек, но я уже ни в чем не могу быть уверена. Я не знаю, где Блу. Они говорят, что с ней все в порядке, что она уже в Голливуде, потому что у нее голос не хуже, чем у меня, и что у моей сестры все получится. Те лекарства, которые мне здесь дают, делают меня немного сумасшедшей. Я уже не знаю, чему верить.

Затем я услышал, как где-то сильно хлопнула дверь, затем появился другой незнакомый мне голос, и запись прервалась.

Острова Чанделер, подумал я. Барьерные острова, формирующие восточную оконечность штата Луизиана. Это точно они. Я разбудил Молли и попросил ее спуститься на кухню. Она была полусонной, на щеке отпечатался узор наволочки.

— Мне показалось, что я слышала женский голос, — сонно сказала она.

— Все верно. Послушай вот это.

Я снова проиграл сообщение от Ти Джоли. Когда запись закончилась, Молли села за стол и посмотрела мне прямо в глаза. На ней была розовая ночная сорочка и мягкие плюшевые тапки. Она выглядела растерянной, как будто не могла еще стряхнуть с себя остатки сна.

— Ты ничего не скажешь? — спросил я.

— Даже не начинай.

— Она просит помощи.

— Это подстава.

— Ты не права. Ти Джоли никогда бы не сделала этого.

— Когда же ты наконец прекратишь?

— Прекращу что?

— Верить людям, которые знают твою слабость и используют ее против тебя.

— Может, поделишься, что же это за великая слабость?

— Ты готов любить людей, несмотря на то, что они плохи до мозга костей. Ты превращаешь их в тех, кем они не являются, а мы в итоге за это расплачиваемся.

Я достал из холодильника пакет молока, вышел к складному столику на заднем дворе, сел спиной к дому и, не отрываясь, выпил половину. Я слышал, как позвякивает цепь Треножки, которую он тащил за собой вдоль провода, протянутого между двумя дубами. Я наклонился, поднял енота на руки и уложил себе на колени. Он потерся головой о мою грудь и развалился на спине, размахивая толстым хвостом, ожидая, когда я начну чесать ему живот.