У Софии и мысли не возникало, что люди, сидящие сейчас перед ней, на самом деле ей не родители. Да и откуда было взяться такой догадке? Ей всегда казалось, что внешне она похожа и на Марию, и на Кирициса, – мало того, она не раз слышала это от других. Но оказалось, что с человеком, которого она всегда называла отцом, кровные узы связывали ее ничуть не больше, чем с первым встречным. София беззаветно любила своих родителей, но выяснилось, что они ей не родители, – и что, теперь ее чувства к ним должны были измениться? За один-единственный час ее мир перевернулся: прошлое растворилось, исчезло, и, оглянувшись назад, она могла увидеть лишь пустоту. Небытие.

Рассказ Марии София выслушала молча. К горлу девушки подступила и застыла там тошнота, но мысль о том, как, по-видимому, тяжело было Марии и Кирицису рассказать ей правду после всех этих лет, у нее так и не возникла. Это была ее правда, история ее жизни, которую они подделали, и она злилась на них.

– И почему вы не рассказали мне об этом раньше?! – наконец прервала она молчание.

– Мы хотели защитить тебя, – твердо сказал Кирицис. – Все эти годы ты прекрасно прожила, не зная об этой истории, так зачем надо было понапрасну тебя расстраивать?

– Мы любили тебя так, как могут любить ребенка только настоящие родители! – умоляюще произнесла Мария.

Ей с головой хватило бы и того, что ее единственный ребенок уезжал в университет, а тут еще стоящая перед ней девушка смотрела так, словно Мария была посторонней, а не человеком, который вырастил ее в любви и заботе. Они с Николаосом давно свыклись с мыслью, что София их ребенок, а то, что Бог не дал им собственных детей, заставляло их любить ее еще сильнее.

Но сейчас София видела в них лишь людей, которые всю жизнь ей лгали. Девушке было восемнадцать лет – возраст, когда мир часто воспринимается в черно-белом свете. Она сказала себе, что обязательно построит будущее, в котором все будет четким и определенным. Постепенно ее гнев сменился спокойной, холодной злостью, от которой стыли сердца людей, любивших ее больше всего на свете.

– До завтра, – сказала София, вставая. – Паром отходит в девять.

С этими словами София развернулась и вышла из комнаты.

Она проснулась очень рано и занялась последними приготовлениями к отъезду. В восемь часов они с Кирицисом молча погрузили ее багаж в машину. Все трое молчали и по пути в порт, а когда подошла минута прощания, София смогла выдавить из себя лишь несколько сухих слов.

– До свидания, – сказала она, поцеловав приемных родителей в щеку. – Я напишу.

В ней чувствовалась решимость, которая сказала Марии и Кирицису, что скорой встречи ждать не стоит. Они несколько раз напомнили девушке, чтобы та писала почаще, но было понятно, что в ближайшее время письма из Афин в их почтовом ящике не появятся.

Когда паром медленно отходил от причала, Мария подумала, что это самый тяжелый день в ее жизни. Все вокруг махали вслед своим близким, выкрикивая прощальные теплые слова, но Софии нигде не было видно: судя по всему, она забилась в какой-нибудь укромный уголок.

Не произнося ни слова, Мария с Кирицисом провожали судно взглядом, пока оно не превратилось в крошечную точку на горизонте. Пустота, которую они ощущали, была невыносимой.

Путешествие в Афины стало для Софии бегством от прошлого, от позорной болезни и неясной ситуации с родителями. И прошло несколько месяцев, прежде чем она нашла в себе силы написать им.

«Дорогие мама и папа!

Или мне называть вас тетей и дядей? Я совсем запуталась.

Простите меня за то, как я вела себя, когда уезжала. Честное слово, то, что вы рассказали, потрясло меня. Меня до сих пор подташнивает, когда я думаю обо всем этом.

Ну да ладно, я хочу сказать вам, что уже обустроилась на новом месте. Мне очень нравятся лекции, и хотя Афины намного больше, шумнее и пыльнее Агиос Николаос, я начинаю привыкать к ним.

Обещаю, скоро я напишу вам опять.

С любовью,

София».

Это письмо сказало Марии с Кирицисом о многом и в то же время не сказало ничего. Позже приходили и другие бодрые послания, в которых много рассказывалось о новой жизни Софии, но почти ничего о том, что она чувствует. По окончании первого курса Марии с Кирицисом пришлось испытать горькое разочарование – София так и не приехала домой на каникулы. Впрочем, этого можно было ожидать.

В тот год девушка много думала о своем прошлом и в конце концов стала едва ли не одержима им. Она решила отыскать Маноли. Вначале ей показалось, что это будет несложно – в Афинах и других частях Греции нашлись люди, которые видели его. Но потом след Маноли затерялся, и Софии пришлось воспользоваться такими сомнительными источниками информации, как телефонные книги и налоговые списки, и докучать людям по фамилии Вандулакис. Но все поиски оказались напрасными: каждый раз однофамильцы Маноли внимательно выслушивали ее сбивчивые объяснения и сообщали, что они не знают этого человека. Как-то утром, проснувшись в гостинице в Салониках, София задумалась, чего же она все-таки добивается. Даже если бы она отыскала Маноли, что она могла ему сказать? Кто знает, действительно ли он ее отец? Да и потом, какой отец лучше – ревнивец, убивший мать, или прелюбодей, напрочь забывший о ее существовании? Выбор не из приятных, так не лучше ли забыть о прошлом и начать строить новое будущее?

Вскоре после того как начался второй год обучения Софии, она познакомилась с человеком, который быстро занял в ее жизни намного более важное место, чем родной отец – кем бы тот ни был. Это был англичанин по имени Маркус Филдинг, который приехал в Афины, чтобы за год написать диссертацию. София никогда еще не встречала таких людей. Маркус был крупным и напоминал медведя, а когда ему было жарко или он смущался, то его бледное лицо покрывалось красными пятнами. Кроме того, у него были голубые глаза – большая редкость для Греции. А еще он был довольно неряшливым.

По существу, у Маркуса никогда не было девушки: он был слишком поглощен своими исследованиями и слишком робок, чтобы активно ухаживать за женщинами, и половая свобода, царившая в Лондоне семидесятых годов, наводила на него страх. До Афин сексуальная революция еще не докатилась. В первый же месяц жизни в городе, увидев Софию в стайке других студенток, Маркус сразу понял, что встретил самую красивую девушку на земле. И хотя ее нельзя было назвать замкнутой, она казалась англичанину недоступной, как богиня, – тем большим было его удивление, когда она согласилась встретиться с ним.

Несколько недель спустя они уже были неразлучны, а когда Маркусу настало время возвращаться в Англию, то София решила бросить университет, чтобы поехать с ним.

– Меня некому останавливать, – как-то заявила она Маркусу. – Я сирота.

– Да ты что?! Мне это даже в голову не приходило… – пробормотал тот.

– Правда. Меня воспитывали тетя и дядя, но они живут на Крите. Я знаю, они не будут возражать против моего переезда в Лондон.