Он вежливо улыбнулся в ответ, подошел к холодильнику, налил себе стакан молока. Пил с жадностью — она угадала правильно. Анна вымешивала густую начинку, резала тесто и незаметно поглядывала на Эрика.

Они живут вместе уже четыре месяца, а она все никак не привыкнет. Этот незнакомый мальчик, почти юноша — плоть от плоти ее? Что ни день, она открывает для себя то родинку на щеке, то шрам на локте. Когда-нибудь на него будут заглядываться. Очень примечательная внешность. На редкость густые, выгоревшие за лето волосы. Гордый орлиный профиль. Глаза затенены густейшими ресницами, а вскинет — и у нее сердце заходится от этой детской, беззащитной прямоты.

Интересно, был ли он разговорчив в той, прежней жизни? В их дом теперь частенько вваливается шумная ватага мальчишек. Они приходят с ним, к нему, и все же он тише, молчаливей остальных и держится несколько особняком. Его считают «своим», ровней, а он словно выпадает, не вписывается в их круг. Вдобавок у Эрика утонченные манеры, привитые частной школой… Он немало смутился, когда классный руководитель в новой школе посоветовал ему не говорить учителям «сэр». Но отделаться от привычки трудно: у него это словцо и сейчас иногда вырывается.

Впрочем, подростковых достоинств у Эрика хватает. Он отлично играет в баскетбол, да и проведенное на озере детство не прошло даром: плавает как рыба. Айрис еще до начала учебного года переговорила насчет Эрика со школьным консультантом-психологом. А недавно снова заходила в школу и выслушала немало добрых слов: Эрик прекрасно освоился, учителя его хвалят.

Сколько же сил, сколько мужества в тринадцатилетнем ребенке! Сколько пришлось ему выстрадать! Одна поездка из Брюерстона чего стоит — та, первая! Счастье еще, что Крис, двоюродный дядя Эрика, проводил их и даже прожил здесь два дня. Как бы они справились без Криса — и представить невозможно. Эрик за всю дорогу не проронил ни слова. А что он мог сказать? Джозеф тоже сидел молча, напряженный, точно натянутая струна. Вели беседу Анна с Крисом: два часа кряду говорили о Мексике, где незадолго до этого Крис провел целых полгода. Он подробнейшим образом описал ей Мехико и самым подробнейшим — район, где живет ее брат Дан. А потом он заговорил о Мори. Она и забыла, что Крис — тот самый друг, которым Мори так восхищался, к которому ездил в гости в штат Мэн. Крис вспоминал, какой яркий, талантливый человек был Мори, как забавно они познакомились. Анна слушала его и думала: неведомо кто падает на льду морозной зимней ночью, а в результате — сразу несколько жизней летят кувырком. И зарождается новая жизнь, новый человек. Эрик.

Она открыла рот — сказать ему что-нибудь, перекинуть мостик, нить… Я люблю тебя; наконец ты рядом, но я все равно не могу привыкнуть к этому чуду. Мне все кажется, будто вернулся твой отец…

Но однажды она не справилась с собой. В первый месяц после его приезда. Слезы вдруг потекли — сами, безудержно, в них мешались ликование и горечь, и, не в силах сдержаться, она схватила Эрика за руки, притянула к себе и поцеловала. Он отшатнулся, вырвался, и в глазах у него ей увиделся не то испуг, не то отвращение. Или просто смущение? Больше она себе ничего подобного не позволяла.

Вот и сейчас одумалась.

— Кладем яблоки, изюм, миндальные орешки, а я еще всегда добавляю смородину. Большинство хозяек пекут штрудель без смородины, но, по-моему, кислинка очень украшает, верно?

Эрик согласно кивнул. Она завернула начинку в тесто и, осторожно прижимая ладонями блестящую промасленную змею, еще немного растянула ее в длину, разрезала на кусочки, выложила на противень и сунула в духовку. Сейчас самое время сказать ему то, что мучает ее давно, с первого дня.

— Эрик, ты нас никак не называешь: ни меня, ни дедушку. Обычно дети называют близких так, как повелось с детства. Но не можем же мы оставаться безымянными. Надо бы что-нибудь придумать.

— Я никак не решу, — отозвался Эрик.

— Когда ты был совсем маленький и не умел толком говорить, ты называл меня «Нана».

— Правда? Не помню.

— Естественно. Как ты можешь помнить? Но если ты не против, называй меня Наной. А дедушка пусть будет дедушкой, ладно?

— Хорошо. Я прямо сейчас и попробую, Нана.

— Эрик, скажи… тебе здесь очень тяжело? То есть… я как-то неуклюже выразилась… конечно, тебе тяжело, но — как тебе с нами, в этом доме? Здесь, наверно, все непривычно, все по-иному.

— Нет, нет. У вас очень хорошо. Мне нравится школа. И комната. Честное слово.

— Мы, возможно, даже сами не представляем, насколько мы другие. Все это так сложно. Но ты почаще вспоминай, что мы тебя очень любим, и все станет намного проще. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну и хорошо, и хватит об этом. Сегодня суббота, за окном такой чудесный день. Чем займешься?

— Математикой. Я на улице посижу, порешаю.

Его постоянно тянет на улицу. Может, эти стены на него давят? Тесный городок, дом, двор. Еще бы не тесно — после такого простора!

— Дедушка привезет сегодня из Нью-Йорка тетю Руфь. Погостить, на несколько дней. Если разделаешься с уроками, можете потом съездить в магазин за вратарским шлемом.

— Классно.

Хорошо, что Джозеф побудет с мальчиком, хорошо, что они нашли друг друга. Джозеф взялся купить ему все для школы. Эрику нужен мужчина, он слишком долго прожил со старой и к тому же больной женщиной. Летом Джозеф несколько раз обедал с Эриком в городе, а потом они ходили на бейсбол. Похоже, они неплохо ладят. Жаль только, что у Джозефа всегда так мало времени.

Ради Эрика они вступили в маленький пляжный клуб. Все здешние сверстники Эрика разъехались на лето по лагерям. Дома остались только мальчишки Уилмоты, живущие поскромнее прочих. И Айрис исправно, каждый день подкидывала Эрика и Уилмотов на пляж на машине: Анна-то водить так и не научилась. Умница Айрис, а ведь ей нелегко выкроить время — при двух малышах!

А какие прелестные! Стиви уже вовсю бегает, а младшему на одиннадцать месяцев меньше. Разница — года нет! Айрис благодаря им удивительно переменилась. Уродись она простой крестьянкой, где-нибудь на Сицилии, рожала бы и рожала — без остановки. Беременность ее только красит. Вся скованность, все напряжение пропадают без следа. Разносит ее каждый раз до необъятных размеров, но она даже не пытается скрыть живот. На двоих она не остановится, это точно. Зависть — дурное чувство, но я и вправду завидую щедрости ее чрева.

А еще дурно, что я с таким удовольствием демонстрирую Айрис Руфи. Еще бы мне не гордиться! Все эти годы друзья и знакомые только и делали, что жалели Айрис! Особенно отличалась Руфь: ее-то девочки, все три, выскочили замуж совсем молоденькими. Зато у Айрис теперь тоже муж, дом, дети — все, чего она хотела и чего достойна. Воздалось наконец за детство, юность — за все скудные, ущербные годы.

Руфь еще не видела новый дом Штернов. Она будет потрясена! Дом выстроил для них Джозеф. Ни сам он, ни Анна в таком доме жить бы не стали, но Айрис тщательно продумала и описала, что она хочет, а Тео, судя по всему, не возражал. Так и выросла посреди рощицы стеклянная шкатулочка. Стекло и темная мореная древесина. Совершенно неожиданный дом, в комнатах много воздуха, света и очень мало мебели. Все внутри просто, почти аскетично. Но об этом доме, между прочим, написали целую статью в архитектурном журнале, и проезжающие притормаживают, чтобы его получше разглядеть.