– Вот какой любопытный документ доставила контрразведка. Это приказ бывшего штабс-капитана Щетинкина[169], поднявшего большевистский мятеж в Минусинском районе, – он развернул бумагу и с выражением зачитал отрывок из нее: – «Пора кончать с разрушителями России, с Колчаком и Деникиным, продолжающими дело предателя Керенского. Надо всем встать на защиту поруганной святой Руси и русского народа. Во Владивосток приехал уже великий князь Николай Николаевич[170], который и взял на себя всю власть над русским народом. Я получил от него приказ, присланный с генералом, чтобы поднять народ против Колчака… Ленин и Троцкий в Москве подчинились великому князю Николаю Николаевичу и назначены его министрами… Призываю всех православных людей к оружию. ЗА ЦАРЯ И СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ!..»

Сплошная большевистская демагогия и откровенная ложь разволновали генерала:

– Все слои русского народа думают только о восстановлении монархии, о призвании на престол своего народного вождя, законного царя.

– И кого вы видите в этой роли? – спросил я.

Сахаров разочарованно ответил:

– Я предлагал Верховному правителю внять чаяниям народа и объявить себя царем, но он отказался. Испугался, что скажут иностранцы, союзники, что скажут его министры. А зря… Только это движение может иметь успех в нашей стране…

Штаб Северной группы войск, которой командовал генерал-майор Войцеховский, располагался в дивном месте на самом берегу заросшей густым ивняком тихой речушки. Стояла жара. И командир 20-тысячной группировки встретил нас у входа в штабную палатку в свежей белой рубахе и сильно полинявших армейских брюках. Он был со мной приблизительно одного возраста. Глубоко посаженные глаза, большой рот с плотно сжатыми губами и острый раздвоенный подбородок выдавали в нем волевой характер.

Увидев своего начальника, Войцеховский стушевался, пробормотал слова извинения и скрылся в глубине палатки. Но очень скоро появился вновь, застегивая на ходу пуговицы своего мундира, позвякивавшего двумя Георгиевскими крестами.

Командующий армией представил меня Войцеховскому. Но только мы пожали друг другу руки, как он попросил меня выйти из штаба, чтобы не мешать обсуждению военными плана предстоящей операции. Я повиновался и пошел на берег реки, где и просидел на бревне около часа, глядя на зеркальную, заросшую кувшинками водную гладь. Из палатки же доносились обрывки фраз, господа офицеры сильно спорили.

На воздух они вышли раскрасневшиеся и недовольные.

– …Челябинск должен стать мышеловкой для красных. Это приказ. Извольте его выполнять, – продолжал выговаривать подчиненному Сахаров.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – сквозь зубы ответил Войцеховский.

Я встал и направился к ним.

Командарм наконец-то вспомнил, что у меня было какое-то дело к генерал-майору.

– Это личное, – уточнил я.

Сахаров с явной неохотой оставил нас наедине.

– У вас пять минут. Более я ждать не могу, – уведомил он и направился к автомобилю.

Сергей Николаевич Войцеховский пригласил меня к себе в штаб, на что я ответил приглашением присесть на бревно. Он согласился.

Генерал расстегнул верхнюю пуговицу мундира и тихо сказал мне:

– Передайте Муромскому и Колчаку, что ответственность за Челябинскую операцию полностью лежит на генерале Сахарове. Если мы сдадим город и запустим в него красных, то это вовсе не означает, что у нас хватит сил захлопнуть кольцо. Противник усиливается с каждым днем. Разведка донесла, что есть секретный приказ Троцкого о переброске всех сил большевиков на Восточный фронт. После крушения Венгерской республики они разочаровались в Европе и теперь хотят перекинуть революционный пожар на Азию. А на их пути в Индию и Китай стоим мы. Но о чем вы хотели со мной поговорить?

Я поинтересовался у Сергея Николаевича, нет ли у него родственников в Праге. Его ответ меня разочаровал:

– Откуда? Я же родом из Витебской губернии. Сын потомственного офицера. Константиновское артиллерийское училище, академия Генштаба. Я и в Праге-то никогда не был, просто по заданию командования принимал участие в формировании чехословацкого корпуса. А вы думали, что я тоже чех?

Генерал-майор заливисто, по-мальчишески рассмеялся.

Сражение под Челябинском было проиграно. И хотя Сахаров пытался переложить вину за провал на нерасторопность подчиненных генералов – Войцеховского и Каппеля, но всем, даже Верховному правителю, было понятно, что главный виновник – командарм. После этого поражения наступление Красной армии сдерживали лишь бескрайние сибирские просторы. Наши попытки укрепиться по правому берегу Тобола, ввести в бой в качестве ударной силы для контрнаступления специально созданный казачий корпус не принесли ожидаемых результатов. Войска продолжали откатываться все дальше на восток. Угроза сдачи нависла над временной столицей белой России.

За время отпуска премьера многие министры отправили свои семьи на Дальний Восток. Пётр Васильевич подумал-подумал, посоветовался с женой и тоже решил отослать своих домашних подальше. Неожиданно он выбрал Читу.

– Там сравнительно немного беженцев, – объяснил он. – Хороший, здоровый климат. Недорогая жизнь. И главное – Чита за Байкалом. Не думаю, чтобы атаман Семёнов и японцы пустили большевиков туда.

Еще в середине лета благоразумные люди стали говорить о запасном центре, куда правительство могло бы переехать в случае опасности. В сентябре уже и генералы открыто настаивали на начале организованной эвакуации столицы в Иркутск. Но Верховный правитель, поддерживаемый злым гением – генералом Сахаровым, вещавшим о Мининых и Пожарских[171], был непреклонен. Он боялся потерять контроль над правительством, если оно покинет Омск. И с перевозом золотого запаса медлил тоже поэтому. И только когда союзники стали эвакуировать свои дипломатические миссии, Колчак издал приказ о частичной разгрузке столицы.