Эплби, казалось, глубоко задумался, когда они с Готтом спускались по широкой лестнице. Вскоре он встрепенулся:

– Это никак не улучшает положение. Как вы думаете, Джайлз?

– Еще раз повторю, что шпионы – это миф. Боуз никакой не шпион. Это не та история, где шпион втирается в доверие и проникает в дом.

– Совершенно верно. Именно это я и хотел услышать: что герцогиня набивалась в друзья к Боузу, а не наоборот. И знаете, мы чувствовали, что Боуз ни при чем, когда осторожно переносили его тело на кровать Олдирна.

Готт вздохнул, как показалось, облегченно.

– Не восточный коврик у ванной, – и, не потрудившись объясниться, закончил: – Я рад.

– И мы узнали, почему его убили.

– Да. – Готт не обладал талантом сыграть роль доктора Ватсона. – Он собирался послать отцу – за тысячи километров отсюда – подробное изложение обстоятельств убийства и попросить его совета. Но ведь это на грани бреда.

Эплби покачал головой:

– Не бреда. Всего лишь, как мы сказали, на грани возможного. Мне казалось, что он уклонился от ответа на мой вопрос. По-моему, он вряд ли соврал бы мне в глаза. Подозреваю, что мы для него так и остались странными людьми, несмотря на все его труды в Британском музее. Он не был уверен, что я осознал, что главное в свершившемся факте – некое злодейство. Теперь, Джайлз, вообразите себя во дворце раджи в мире, управляемом раджами. Вы смотрите сквозь занавес в разгар некоего безумного действа и видите, как А убивает Б. Мне кажется, вы засомневаетесь. И мистер Боуз, возможно, столкнулся с фундаментальным философским конфликтом наподобие того, что герцогиня приписывает герцогу, но куда более масштабным. Чем и как нужно реагировать на какое-то конкретное зло, если ты в гостях? И так далее. Если его кодекс поведения требовал спрашивать разрешения отца, чтобы покормить голубей или съесть яйцо, то можно себе вообразить, что он ринется за советом, став свидетелем кровопролития. Поэтому убийца, знавший, что Боуз его видел, воспользовался этой возможностью.

– И Боуз ничего не запоминал. Это все мои фантазии литератора. А шпионы – это миф.

Они вышли на террасу и наткнулись на констебля. Тот узнал Эплби и отдал ему честь:

– Ваши фотографы в театре, сэр, на маленькой сцене с сержантом. Приехала «Скорая помощь», и мы отослали ее во двор. Кроме этого – никаких происшествий, сэр.

Они прошли по широкой верхней террасе и обернулись, чтобы взглянуть на дом. Он возвышался перед ними каменной громадой, окруженный огнями, словно океанский лайнер, выплывающий из мрака ночи. Круговое освещение делало террасы похожими на погруженные в пену. Однако Готт, глядевший на мерную поступь патрульных полицейских, представил себе совсем другой образ.

– Площадка перед замком, – сказал он. – Неслышная стража… кругом тишина… Пьеса все никак нас не отпустит.

Эплби внезапно рассмеялся:

– «Гамлет»? Банальный шпионский роман. Воплощенный на сцене бог знает с какой изощренностью.

Они обошли почти весь Скамнум, проверяя посты, прежде чем он заговорил снова.

– Возможно, я опоздал с постановкой охраны, – произнес он, – и все уже кончено. Или же я, вероятно, проигрываю игру прямо сейчас из-за недостаточной гибкости ума. Джайлз, вы разбираетесь в радио?

Готт воскликнул:

– Оно сюда не вписывается… это чушь! Мы столкнулись с чьим-то личным безумным порывом.

Эплби покачал головой:

– Вы забываете…

Он осекся, внимательно посмотрел в темноту, а затем снова на дом, переводя взгляд с возвышенности Хортон-Хилл на громаду Скамнума.

– Вы видите какой-нибудь свет или мерцание на холме?

Он подозвал сержанта – усадьба к тому времени, казалось, кишела полицией – и быстро о чем-то его спросил.

– Мы подумали об этом, сэр, – спокойно, но не без гордости ответил тот. – По всему периметру здания наши люди, которые наблюдают за домом, а сидящие на крыше осматривают окрестности. Если они заметят какие-то мигающие огни, они сразу доложат.

Эплби отвел Готта на несколько шагов в сторону и издал вздох облегчения.

– И после этого герцог считает, что полицию графства нужно нейтрализовать? Возможно, она не так энергично ловит браконьеров. Однако может статься, что мы опоздали. Теперь вернемся-ка на вашу площадку.

– Не слишком ли вы увлекаетесь версией об этом вашем телефонном друге? Его рапорт стоит особняком среди остальных показаний, и я подозреваю, что подобного рода субъекты чаще ошибаются, нежели попадают в цель.

– Несомненно. Почитайте непредвзятые свидетельства о шпионаже, и вы увидите, что ключевое слово там – путаница. И я не сомневаюсь, что если Олдирна выслеживали с целью ограбления, а потом произошло убийство, сидевший среди публики шпион мог прийти к выводу, что его друзья действовали чересчур решительно, и поторопился доложить об успехе из первой попавшейся телефонной будки. В действительности смерть Олдирна могла быть, как вы говорите, частным делом, и документ там ни при чем. Однако я не могу рисковать. Поэтому вернемся в театр. – Он посмотрел на часы. – Уже три.

Через ведущую в зал дверь, распахнутую смущенным и бесстрастным констеблем, доносилась сердитая перебранка.

– Гамлет и Лаэрт, – сказал Готт, – ссорящиеся у могилы Офелии.

Открывшееся перед ними зрелище и впрямь напоминало ссору в пьесе. Доктор Биддл и сэр Ричард Нейв, не обращая внимания на нерешительные взгляды находившегося в дальнем углу другого констебля, стояли прямо посреди главной сцены в ярком свете все еще горевших дуговых ламп и выказывали друг другу взаимную неприязнь.

– Явно локализованная форма! – горланил Нейв. Столь спокойный недавно рядом с мертвыми телами, он дрожал, словно бегун на старте. – Леонтиаз костный…

– Леонтиаз раскосый! – Доктор Биддл, всегда казавшийся приятным пожилым господином, едва не пританцовывал от охватившего его негодования. – Простая, генерализованная болезнь Педжета! Это же ясно как божий день! Если мечтатели с Харли-стрит…

– Сэр! – грохотал Нейв. – Вы переходите всякие границы!

Эплби легонько подтолкнул Готта вперед.

– Это у них называется консультацией, вне всякого сомнения, – пробормотал он. – Однако из-за кого столь живой интерес к диагностическим деталям?

Когда Эплби прибегал к сарказму, это всегда являлось признаком гнева. Зрелище и вправду было скорее вульгарным, нежели смешным. Всего в нескольких метрах от них, за занавесом на задней сцене, откуда доносился приглушенный гул голосов, лежало тело лорда Олдирна с пулей в сердце, окруженное полицейскими фотографами. В подобной ситуации высокие слова являлись ярким доказательством хорошо знакомого Эплби явления, когда потрясение от смерти самым причудливым образом размывало и трансформировало реакцию людей на нее. Однако теперь обе конфликтующие стороны попытались взять себя в руки, и Нейв обратился к Эплби более или менее спокойным голосом: