8 ноября 1979 года в колонке светских новостей газеты «Актам» под заголовком «Общество» была опубликована статья, вырезку которой я сохранил:

КИНО И ВЫСШИЙ СВЕТ: СКРОМНАЯ РЕКОМЕНДАЦИЯ

Всем нам нравится говорить, что Турция занимает третье место в мире после Голливуда и Болливуда по производству фильмов. Но, к сожалению, ситуация меняется: политическая смута и террор отучили граждан выходить по вечерам из дома, а порнографический кинематограф отдалил от кинозалов семьи. Многоуважаемые кинопроизводители теперь не могут найти ни средства для съемок, ни зрителя. Поэтому нынче у турецкой кинопромышленности потребность в богатых предпринимателях, готовых вложить деньги в «высокохудожественный фильм», даже больше, чем была. Прежде любители искусства и кино появлялись из среды провинциальных нуворишей, жаждущих общения с красивыми актрисами. Ни один из наших так называемых «высокохудожественных фильмов», потонувших в похвалах отечественных критиков, на деле не может быть показан образованным людям на Западе и недотягивает до утешительного приза любого, самого захудалого, европейского кинофестиваля. Однако благодаря этим фильмам многие состоятельные господа знакомились с красавицами актрисами и переживали прекрасную любовь. Так бывало раньше. А теперь начинается новая мода... Теперь наши богатые любители искусства приходят на «Йешильчам» не в поисках любви красавиц актрис, а затем, чтобы сделать актрис из девушек, в которых они влюблены. Последний такой случай произошел с отпрыском одной очень богатой стамбульской семьи, с одним из самых завидных молодых холостяков Стамбула господином К. (имя мы сохраним в тайне). Он так влюбился в замужнюю молодую женщину, которую называет своей «дальней родственницей», и так её ревнует, что теперь никак не может дать согласие на съемки настоящего «художественного фильма», сценарий которого он сам же заказал написать её мужу-режиссеру. Ходят слухи, что он говорит: «Не выдержу, если она будет целоваться с другим!» Кроме того, как тень, он преследует свою возлюбленную и её мужа, бывает в барах, где встречаются все, кто близок к кино. Ревнует сильно и даже требует, чтобы красивая замужняя женщина, у которой все шансы стать в будущем прекрасной актрисой, не выходила из дома. Несколько лет назад этот молодой богач обручился в «Хилтоне» с прелестной дочерью одного отставного дипломата, об их шикарной помолвке мы рассказывали в наших публикациях. На помолвке тогда присутствовал весь высший свет Стамбула. Однако затем он безответственно расторг помолвку ради той самой своей красивой «родственницы», которую сейчас якобы собирается сделать актрисой. Мы против того, чтобы безответственный богач, испортив жизнь благородной, обучавшейся в Сорбонне дочери дипломата, испортил будущее еще и начинающей актрисе, красавице Ф., от внешности которой у благородных, неравнодушных к дамам господ текут слюнки уже сейчас. Поэтому, извинившись перед читателями, которым, конечно же, уже наскучили наши наставления, нам хочется дать благородному господину К. совет: сударь, в современном мире, в котором американцы слетали на Луну, «высокохудожественный фильм» без поцелуев больше невозможен! Вы прежде определитесь, что вам нужно. Найдите себе девушку из деревни, в платке, о западном кино и искусстве забудьте; а от мечты делать актрис из городских женщин, которых вы ревнуете даже к взглядам других, лучше откажитесь. Конечно, если ваше намерение — сделать из них только актрис...

БГ

Эту статью я прочитал утром в газете «Акшам», завтракая вместе с матерью. Мать прочитывала обе приходившие каждое утро домой газеты от начала до конца, никогда не пропуская колонку светских новостей. Я вырвал страницу со статьей, сложил и спрятал в карман, когда она за чем-то пошла на кухню. «Что с тобой опять? — спросила она, когда я отправился на работу. — У тебя такой расстроенный вид!»

Придя в контору, я пытался вести себя как ни в чем ни бывало, даже веселее обычного. Рассказал Зейнеб-ханым забавный анекдот; посвистывая, прошелся по коридорам; обменялся шутками с пожилыми сотрудниками «Сат-Сата», у которых с каждым днем от бездействия портилось настроение — не занятые делом, они разгадывали кроссворд в газете «Акшам».

Однако после обеденного перерыва по выражениям лиц, по слишком нежным — и немного испуганным — взглядам Зейнеб-ханым я понял, что статью прочитал весь «Сат-Сат». Потом я сказал себе: может быть, мне только так кажется. После обеда позвонила мать: она ждала меня на обед и расстроилась, что я не пришел. «Как ты, сынок?» — задала она стандартный вопрос, но в голосе звучали особенные ноты нежности. Мне стало понятно, что ей рассказали о статье или она сама раздобыла пропавшую страницу и прочитала её, поплакала (голос у неё был чуть глуховатым от слез). «Сынок, в мире очень много людей с черной душой, — сказала мать. — Не обращай ни на кого внимания».

— О чем вы, матушка? Не понимаю, — сделал я вид, будто и не подозревая, о чем идет речь.

— Просто так, сынок, — ответила все с той же особенной нежностью мать.

Если бы я поддался своему чувству и поделился бы с ней своим переживанием, уверен, после первых слов любви и сочувствия мать принялась бы твердить мне, что я сам во всем виноват, и захотела бы узнать подробности нашей истории с Фюсун. А может быть, со слезами уверяла бы, что меня приворожили: «Сынок, тебе подложили заговоренный амулет! Он где-то в доме, в коробке из-под риса или муки или в ящике стола у тебя в кабинете. От него ты и влюбился! Немедленно найди и сожги его!» Но желание делиться с ней у меня пропало, потому что я знал: она не смогла бы разделить со мной грусть и, что важнее, не стала бы говорить со мной об этом. Правда, уважение к моему состоянию мать проявляла. Неужели все это лишь следствие того, насколько серьезным и запущенным было мое положение?

Насколько сейчас презирали меня те, кто прочитал «Акшам»? Кто смеялся над моей глупой и страстной любовью? Насколько все поверили подробностям статьи? Я все время крутил это в голове и в то же время пытался представить, как прореагирует Фюсун. После звонка матери я хотел позвонить Феридуну и посоветовать спрятать сегодняшний выпуск «Акшама». Но не решился. Во-первых, боялся, что не смогу убедить его. А во-вторых (и это самое главное!), несмотря на унизительный тон статьи и то, что меня выставили идиотом, я был ею доволен. И даже радовался: раз детали наших отношений с Фюсун попали в газеты, они в определенном смысле приняты обществом! Весь стамбульский высший свет внимательно следил за колонкой «Общество», особое впечатление производили такие скандальные, колкие статьи — потом все это обсуждали месяцами. Я попытался убедить себя, что сплетни — признак предстоящего моего скорейшего возвращения к обычной жизни, знак того, что я, женившись на Фюсун, под руку введу её в свой прежний мир. Мне хотелось в это верить.

Но все это были лишь мечты, выдуманные в утешение от безысходности. Я чувствовал, что из-за дурацких сплетен превращаюсь в другого человека. Помню, мне казалось, будто не я сам испортил себе жизнь из-за своей страсти, а меня изгнали из общества после этой статьи.

Подпись «БГ», конечно, означала «Белая Гвоздика». Я сердился на мать, которая пригласила его на помолвку, и злился на Тахира Тана, который, видимо, и попросил Белую Гвоздику написать обо мне. Мне хотелось поговорить обо всем этом наедине с Фюсун, вместе излить проклятия на головы наших врагов, посидеть с ней, утешить её и чтобы она утешила меня. Нам с ней следовало сделать одно — немедленно, не обращая ни на кого внимания, отправиться в «Копирку». И Феридун должен был пойти с нами! Только так можно доказать, какой подлой ложью пропитана эта статья, чтобы заткнуть не только пьяных сплетников из «Копирки», но и моих «друзей» по стамбульскому свету, которые сейчас смаковали её.