менее виновна, чем он.

Увидев Шарлотту, он вспомнил о ее приезде в Вашингтон. Она потратила свой драгоценный отпуск на участие в предвыборной кампании Турмана и на общение с братом. Шарлотта устроила ему нахлобучку, когда узнала, что Дональд живет в Вашингтоне два года, но еще не побывал ни в одном из музеев. Она заявила, что занятость – не оправдание. Такое непростительно.

– К тому же они бесплатные, – добавила она, как будто одной этой причины уже было достаточно.

И они отправились в Музей воздухоплавания и космоса. Дональд вспомнил очередь желающих войти. И модель Солнечной системы в масштабе на тротуаре перед входом. Хотя внутренние планеты разделяла всего пара-тройка шагов, Плутон находился за несколько кварталов, аж за Музеем Хиршхорна, непостижимо далеко. И сейчас, когда он смотрел на замороженное тело сестры, тот день в его памяти казался таким же – непостижимо далеким. Крохотной точкой.

После она потащила его в Музей холокоста. Дональд избегал его с того дня, как переехал в Вашингтон. Наверное, по той же причине он уклонялся и от посещения Национальной аллеи[14]. Все ему говорили, что такое он обязан увидеть. «Ты должен пойти, – говорили ему. – Это важно». Произносили слова «мощный» и «захватывающий». Говорили, что это изменит его жизнь. Ему говорили – но в их глазах сквозило сомнение.

Когда сестра буквально потащила его по ступеням ко входу, сердце отяжелело от страха. Здание музея было спроектировано как напоминание, но Дональд не хотел, чтобы ему напоминали. К тому времени он уже сидел на транквилизаторах, пытаясь забыть о том, что читал в Правилах, избавиться от ощущения, что конец света может наступить в любой момент. Ужасы, наполнявшие это здание, уже похоронены в прошлом, твердил он себе, и никогда не должны быть извлечены из могилы или повторены.

Здесь все еще виднелись следы мероприятий, посвященных шестидесятилетию музея, – мрачные символы и плакаты. Открылось новое крыло, жерди и бечевки оберегали только что посаженные деревца, в воздухе пахло мульчей. Дональд вспомнил, как увидел группу выходящих из музея туристов, – они вытирали глаза платками и прикрывали их от солнца. Ему хотелось развернуться и убежать, но сестра держала его за руку, а билетер уже улыбнулся ему из будочки. Его утешило лишь то, что близился вечер, поэтому долго в музее они не пробудут.

Дональд опустил руки на капсулу, похожую на гроб, и вспомнил и музей, и то, как пахла мульча. Он увидел сцены пыток и голода. Помещение, наполненное бесчисленными парами обуви. На стенах висели фотографии спрессованных обнаженных тел – мертвые глаза открыты, ребра и гениталии торчат, – которые целыми кучами сваливали в ров. Дональд не смог на такое смотреть и попытался переключить внимание на бульдозериста, на его невозмутимое лицо, зажатую в губах сигарету, его спокойную сосредоточенность. Работа. В этой сцене нигде он не мог найти облегчения. И самым страшным в ней был человек за рычагами бульдозера.

Дональд уклонялся от этих жутких экспонатов и в какой-то момент оказался один, без сестры. Это был музей ужасов, которые никогда не должны повториться. Массовые захоронения проводились с полнейшим равнодушием.

Он попытался найти укрытие на новой экспозиции под названием «Архитектура смерти», привлеченный чертежами, обещанием чего-то знакомого и упорядоченного. А вместо этого оказался в клаустрофобном пространстве, стены которого увешивали схемы и чертежи массовых убийств. Вынести такое оказалось ничуть не легче. На одной из стен рассказывалось о движении, отрицающем факт холокоста даже после того, как тот произошел.

Доказательствами тут было множество чертежей. Для этого их здесь и собрали. Чертежи, уцелевшие после отчаянных попыток сжечь и уничтожить улики, чтобы они не достались наступающим русским, на многих подпись Гиммлера. План Аушвица, газовые камеры, все ясно обозначено. Дональд надеялся, что хотя бы чертежи принесут ему облегчение после всего, что он увидел в музее, но тут он узнал, что и делать их заставляли евреев-чертежников. Их перья выводили линии стен, которые их окружат. Их вынудили чертить планы места, где их будет ждать смерть.

Дональд вспомнил, как нашаривал в кармане бутылочку с таблетками, когда вокруг него завертелись стены комнатки. Как изумлялся тому, что люди могли согласиться на такое, могли видеть, что они чертят, и не знать, не знать и не видеть, для чего все это.

Моргая, чтобы избавиться от слез, он заметил, где стоит. Аккуратные ряды капсул были для него чужими, но пол, стены и потолок – вполне знакомыми. Дональд помогал все это проектировать. И все это возникло благодаря ему. А когда он попытался выйти отсюда, сбежать, его приволокли обратно, вопящего и лягающегося, сделав пленником внутри созданных им стен.

Попискивание панели у входа прогнало тревожные мысли. Обернувшись, Дональд увидел, как толстенная стальная дверь поворачивается на петлях толщиной с мужскую руку. Вошел доктор Уилсон, врач текущей смены. Заметив Дональда, он нахмурился:

– Сэр?

Дональд ощутил, как по затылку стекла струйка пота. Сердце все еще колотилось после воспоминаний о музее. Ему было жарко, хотя дыхание превращалось в облачка пара.

– Вы не забыли о нашей встрече? – спросил Уилсон.

Дональд вытер лоб, а потом ладонь о брюки.

– Нет-нет, – отозвался он, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Просто утратил чувство времени.

Уилсон кивнул:

– Я увидел вас у себя на мониторе и примерно так и подумал. – Он взглянул на ближайшую к Дональду капсулу и нахмурился. – Там кто-то из тех, кого вы знаете?

– Что? Нет. – Дональд снял руку, замерзшую от контакта с капсулой. – Тот, с кем я работал.

– Итак, вы готовы?

– Да. Спасибо, что согласились освежить мои знания. Я уже давно не заглядывал в инструкции.

– Конечно. – Уилсон улыбнулся. – Как раз пора будить техника-реакторщика на его четвертую смену, вот и посмотрите всю процедуру. Мы только вас и ждали.

И он жестом пригласил Дональда к выходу.

Дональд похлопал по капсуле сестры и улыбнулся. Она ждала сотни лет. Еще день-другой может подождать. А потом они посмотрят, что же именно он помогал создавать. Они выяснят это вместе.

75

2313 год

Год второй

УКРЫТИЕ 17

Джимми не мог заставить себя писать на бумаге. Он утопал в бумаге, но не осмеливался делать пометки даже на полях. Эти страницы неприкосновенны. Эти книги невероятно ценны. И поэтому он отсчитывал дни, пользуясь висящим на шее ключом и черными панелями сервера с номером «17».

Он узнал, что это его укрытие. Этот номер был оттиснут с внутренней стороны обложки его экземпляра Правил. Он значился на схеме, висящей на стене всех укрытий. И