– …Она лежала на полу в кухне, когда спустя несколько часов домой вернулся отец. У нее снова были боли в животе, между ногами текла кровь. Ее мука не закончилась, вот что самое безумное: она ждала второго ребенка. Моего брата-близнеца. Чертова близнеца, который затаился в тепле, как если бы предчувствовал, что его ждет!

Он принялся неистово бить себя ладонью по лбу.

– Покруче, чем в твоих романах, черт возьми! Отец сразу повез ее в больницу. Она родила прямо в машине, сучка, она вопила, что не хочет ребенка, что надо выбросить его в помойку, как первого. Отец мог бы поискать меня, попытаться – не знаю – посмотреть, жив ли я! Но он этого не сделал. Он предпочел убедить свою мерзавку-жену, что никогда в жизни никому не расскажет о неожиданности, выброшенной на свалку. Они должны были сделать вид, будто я вообще никогда не существовал. Я появился на свет без имени, без даты рождения, без роду без племени. На помойке, в груде мусора.

Он поднес руку к носу Лин:

– Ну-ка, принюхайся! Моя кожа до сих пор источает этот запах. Мой брат – ты позволишь мне так его называть? – знал родной дом. Может быть, мать никогда его не любила, а вот отец – мой отец – любил. Мне не пришлось слишком долго уговаривать его утопиться, когда я признался ему, кто я такой и что я сделал с его нежно любимым сынком.

Лин никак не удавалось заплакать, слезы не шли. Пытаясь успокоиться, она шумно дышала и глотала воздух. Мужчина сел лицом к ней, у противоположной стены.

– Ты имеешь право знать, Лин, этим я обязан тебе. Все эти исчезновения, все эти похищенные девушки… Это было просто… в порядке вещей. Я, безусловно, часть того, что ты в своих романах называешь шлаком, отбросами. Вероятно, я должен был сдохнуть в той помойке; в конце концов, возможно, был какой-то Божий промысел в том, что моя мать выкинула меня туда. Только вот я выжил, Лин, я уцепился за жизнь.

Лин ощутила ту же боль, что и при исчезновении Сары. Она открылась, отдала себя, доверила свои самые сокровенные мысли человеку, который всего лишь обладал внешностью Жюлиана, незнакомцу, скрывавшемуся под маской, спрятавшемуся под защитой мнимой амнезии. Она мгновенно все вспомнила: другой голос, непривычная сухощавость, коротко стриженная голова, эта внезапная жестокость. Как она могла до такой степени обмануться?

– …Поначалу я установил камеры в своей квартире в Аннеси только для того, чтобы наблюдать за личной жизнью арендующих ее семей. Участвовать в ней, слышать смех, крики совершенно посторонних людей. Видеть, как они занимаются любовью… Я сдавал квартиру на время отпусков и ночевал неподалеку, в маленьком отеле. Когда они уходили на прогулку, я менял в камерах карты памяти, а по вечерам у себя в номере смотрел видео…

Он опустил фонарь. Ветер шевелил волосы Лин. Она постепенно приходила в себя, к ней возвращались силы. Душевная боль еще настигнет ее, но позже, как прилив…

– …Я посещал клубы, пил. Я вел ночной образ жизни и сжигал себя, доходя до крайностей… Завязанные знакомства со временем дали мне возможность получить доступ в «Черный донжон». Мне хотелось видеть, как эти суки страдают, воют от ударов плетьми и ожогов капающим с горящих свечей воском.

Его пальцы свело судорогой, и теперь они напоминали орлиные когти.

– Именно тогда я напал на след Джинсона, моего приятеля, с которым мы делили одну спальню в интернате. Он мыкался между безработицей и халтурой по-черному на стройках в лионском предместье. И постоянно поддерживал связь с третьим, Дельпьером…

Он покрутил пистолетом у нее перед глазами. Возле его губ залегла жесткая складка.

– …Дельпьер так и не оправился после интерната… У него были проблемы с правосудием, потому что он трахал трупы. Юность этих парней была загублена, и в глубине души они все еще страдали. Как и я, но по другим причинам.

Лин воспринимала каждое слово как удар скальпелем.

– …Мы стали регулярно встречаться, выпивать и болтать о том о сем… Снова образовалась наша троица, как в то знаменитое утро, когда они помогли мне оттяпать член нашему учителю физкультуры.

– Ты безумец. Это даже не безумие, это…

– Наоборот, я человек очень здравомыслящий. Благодаря Mistik я понял, как далеко могут зайти мужчины, какими кровожадными зверями они могут стать, скрываясь под масками, чем могут пожертвовать, чтобы переступить границы и уродовать, калечить женщин… Я хотел, чтобы они их калечили, Лин, еще и еще. И я хотел видеть, как они это делают. Потом я создал сайт в даркнете и стал использовать Mistik как вербовщицу. Концепция для тех, кто хочет испытать экстремальный опыт, была проста: обещание на несколько дней получить девушку только для себя одного, при полнейшей анонимности, и делать с ней все, no limit. Вплоть до убийства, если они захотят… Они покупали у меня чужие жизни.

Лин почувствовала, как взбунтовался ее желудок, но он был пуст.

– …Я выставлял в даркнете фотографии и видео девушек – выбирал невинных, юных, еще не испорченных. Тот, кто хотел такую, просто должен был предложить мне огромную сумму. Как на аукционе. Вроде «Christie’s» для уродов, слетевших с катушек, – и, уверяю тебя, их оказалось полно.

Лин бросилась на него, но он был проворнее и резко отпихнул ее в сторону. Она упала и ушибла плечо. Он ударил ее в висок рукояткой пистолета, потекла кровь. Лин взвыла.

– Тебе хочется умереть прямо сейчас? Не интересно узнать продолжение?

Он, задыхаясь, поднялся на ноги и направил ей в лицо луч своего фонаря.

– В угол, вон туда.

Лин повиновалась, пытаясь сообразить, как сбежать. Позади нее, в вырубленном в камне отверстии, – пустота. Никакой лазейки.

– Я приобрел полуразрушенный дом недалеко от Вьенна и починил его на деньги, заработанные в сети. Конечно, Давид Жорлен не мог похвастаться благородным происхождением, зато обладал невероятными денежными средствами. А потом произошло то, что стало ферматой моей жизни: ваше пребывание в Аннеси…

Лин была приперта в угол пещеры, он заставил ее сесть.

– …Впервые я пришел к вам чуть больше четырех лет назад, я проник на виллу при помощи ключа, который подделал. Я увидел полное счастье своего брата, его успех, его прекрасную семью. Это было невыносимо, так не могло продолжаться. Спустя несколько месяцев я велел Джинсону похитить Сару: я рассчитывал сделать на ней четвертые «торги» и могу тебя заверить, она побила бы все рекорды. Чего стоит одна только сцена, когда она мастурбирует в квартире…

Лин надо было во что бы то ни стало превозмочь боль от его слов и найти способ спасти свою шкуру. Потому что, мертвая, она никогда не сможет заставить его заплатить. Он не должен выйти отсюда.

– Как тебе моя история? Впечатляет? Классный конец для книжки, не находишь? Но подожди, это еще не все. В конце концов я решил оставить Сару при себе и запер ее в своем доме. Мне хотелось, чтобы она каждую секунду напоминала мне о том, что я забрал у отца, брата и – косвенно – у мерзавки-матери. Должен признать, твоей дочери нелегко было постоянно жить у своего дяди с лицом собственного отца.