— Вы слышите меня, Катя?

Мать твою… В бога, в душу, в рроба, в Исаакиевский собор иМузей артиллерии… Мать твою, это был чертов Марич!

— Прекрасно слышу, — осипшим голосом сказала я.Стараясь сохранить остатки достоинства, я вылезла из машины.

— Странный у вас маршрут какой-то, КатеринаМстиславовна… — Марич галантно поддержал меня под руку.

— Вы думаете?..

Я развернулась и изо всех сил влепила ему пощечину. Явложила в эту пощечину все свои страхи, и она получилась довольно внушительной.Голова Марича дернулась, но он выстоял.

— Какого черта, капитан?! Так же можно ума лишиться…Пасете меня, да еще таким подлым образом.

— Я вас напугал? — в голосе капитана послышалосьлегкое удовлетворение.

— Нет. Доставили массу приятных минут. Как вы оказалисьна набережной?

— Вы хотите спросить, как я оказался у спортивнойшколы?..

Ай да Марич, мой вечерний звонок он воспринял какруководство к действию. Но как он узнал, что сегодня вечером я отправлюсьименно туда?

— Как вы узнали, что я там буду?

— Вы же сами сказали, чтобы я присмотрел за “Школойтелохранителей” и ее преподавателем Жаиком На-зыркуловым. Я навел кое-какиесправки…

— В десять часов вечера?

— Наше ведомство работает круглосуточно.

— На результатах это не сказывается…

— Не сердитесь, Катя, я просто хотел вас подстраховать.Тренировка у него заканчивалась в двенадцать, и я подумал, что вы навернякабудете ждать его. Не ошибся, как видите… Все в порядке? Вы выяснили то, чтохотели?

— Да.

— О результатах я, конечно, не спрашиваю, хотя нарушаюпри этом сразу несколько статей Уголовного кодекса… Это… Это как-то связано сгибелью вашей подруги?

"И то, и не то”, — сказала бы Ларфа.

— Какое это имеет значение?

— Никакого. Но среди знакомых вашей подруги ЖаикНазыркулов не числится… Следственная группа достаточно серьезно проверяла всеее связи.

— Эх вы, сыщик! — в сердцах бросила я.

— Я не веду дело вашей подруги, — напомнил мнеМарич.

— Слава богу…

— Вот что, Катя… Раз мы оба не спим… Может быть,посетим то кафе, которое так вам нравится?

Я еще не пришла в себя после визита в “Иргиз”, а капитан ужеприглашает меня в другое кафе… Марич заметил, что я восприняла это предложениебез особого энтузиазма, и решил подкрепить инициативу.

— Я хотел сказать, что вы можете всегда на меняположиться, Катя.

Мне показалось, что он сейчас возьмет под козырек.

— Видите ли… У меня дома дети, капитан. Они одни. Ясейчас поднимусь, посмотрю, как там они. И…

— И?

— Там видно будет.

…Капитан остался ждать меня у подъезда, а я побрела на свойшестой этаж. Все двенадцать лестничных пролетов я думала о Мариче. Злость нанего прошла: в конце концов, он вовсе не был обязан лететь на другой конецПитера, чтобы подстраховать меня. Но он сделал это, и не только изпрофессиональных соображений. Тогда из-за чего? Что он хочет знать обо мне? Вчем уличить? Не зря последнее время он кружит поблизости. Он ближе всехподобрался к нам с Лаврухой, и с ним нужно держать ухо востро. Если в деле скартиной мы были противниками, то теперь он может стать союзником. Он можетпомочь мне. Одна я не справлюсь: ни с Жаиком, ни с тем, кто, возможно, стоит заним. Еще посмотрим, кому нужно держаться подальше и не болтать.

…Дети спали. Днем они не слишком-то ладили друг с другом, ноночь расставляла все на свои места: Катька-младшая крепко держалась во сне заруку брата, а он покровительственно обнимал ее за шею. Они одни на целом свете,и никого рядом. Я — не в счет, я лишь временное явление в их жизни… И вдруг я почувствоваланеожиданный прилив ревности. И мне захотелось, чтобы Катька так же держалась замою руку во сне, а Лавруха-младший так же покровительственно обнимал меня зашею…

Ты воровка, Катерина Мстиславовна. Сначала ты укралакартину. Теперь ты хочешь украсть любовь этих детей. Не приложив к этомуникаких усилий. Жека никогда бы так не поступила… Не слишком утешительныемысли. Зато честные.

Я подоткнула малышам одеяла и тихонько выскользнула изквартиры. Марич все так же терпеливо ждал меня у подъезда.

— Вы будете пить, капитан?

— А что?

— Вопрос в том, на чьей машине мы поедем. Я собираюсьнапиться, так что придется добираться до “Пирата” на вашей.

— Знаете что? Мы пойдем пешком, это ведь не так далеко.Я тоже собираюсь напиться. На пару с вами. На брудершафт…

Я загнала “Фольксваген” во двор, от греха подальше: если соснегиревской драгоценностью что-нибудь случится, легким испугом я не отделаюсь.

* * *

В аквариуме на окне по-прежнему плавали резиновая ящерица исомнительного качества морские звезды, посетителей в два часа ночи было совсемнемного, и я потащила капитана за свой любимый столик с видом на угол Пятойлинии и Малого. Верхний свет был приглушен, горели лишь маленькие свечи вкруглых колбах.

— С чего начнем напиваться? — подмигнул мнекапитан.

— С водки. Самой дорогой.

— Тогда, может быть, коньяк?

— Водка. Только водка. Пускай мозги стекленеют, они этозаслужили.

— А чем будем закусывать?

— На ваше усмотрение, капитан. Я лично пришла сюдапить, а не закусывать.

Марич оказался добропорядочным и почти лишенным пороковгражданином. К пятистам граммам водки он заказал целый поднос бутербродов.

Я подняла узкую стопку и посмотрела на капитана.

— За что будем пить? — с готовностью спросил он.

— За меня, конечно.

Мы выпили за меня, потом за него, потом за процветание моейгалереи, потом за его повышение по службе и стажировку в какой-нибудь изцивилизованных стран Запада. Потом за пятнадцатый век и за конец двадцатого,потом капитан побежал за очередным графином, а когда вернулся — показался мнемилым молодым человеком, в которого вполне может влюбиться милая владелицакартинной галереи с большим будущим.

Разговора о Жеке мы избегали, но водочной волной меняприбило к острову, на котором остался Херри-бой. Все началось с невинноговопроса Марича о Голландии, и устоять я не смогла. Я рассказала ему оцентральной части триптиха и о фотографиях, которые нащелкал Херри-бой. И о егобезумной вере в свою миссию и мое предназначение.

— И вы так похожи на Деву Марию, Катя? — спросил уменя капитан.