Прихлопываю комара на щеке. Ради благодатного тепла приходится терпеть этих сволочей. Зои и девочки должны были ко мне присоединиться – я даже купил им билеты (не подлежащие возврату), – но тут разразился говношторм из-за Зоиной духовной матушки-наставницы, консультанта по вопросам брака и семьи. Двести пятьдесят фунтов плюс НДС за час избитых сентенций о необходимости взаимного уважения? «Нет, – сказал я Зои. – А, как нам всем известно, „нет“ значит „нет“».

Зои начала обстрел из всех доступных женщинам орудий.

Да, фарфоровую русалку бросила моя рука. Но если бы я метил в Зои, то попал бы точно в цель. Значит, я не хотел ей вреда. Что и требовалось доказать. Но истерический приступ не позволял Зои мыслить логически. Упаковав сумки и чемоданы «Луи Виттон», она вместе с вечно лохматой гувернанткой Лори забрала из школы Анаис и Джуно и уехала к своей старой подруге в Патни, у которой внезапно обнаружилась пустовавшая квартира. Криспину полагалось покаяться и пообещать впредь вести себя примерно, но он предпочел просмотр «Старикам тут не место» со звуком, включенным на полную громкость. На следующий день я написал рассказ о бандах одичавших юнцов, которые шастают по ближайшему будущему, высасывая жизненные соки из разжиревших духовных матушек-наставниц. Один из моих лучших. Вечером позвонила Зои и сказала, что ей «нужно некоторое время побыть одной – может быть, недели две»; подтекст, любезный читатель, был таков: «Если ты вымолишь у меня прощение, то я, возможно, вернусь». Я предложил ей отдохнуть от меня целый месяц и повесил трубку. В прошлое воскресенье Лори привезла ко мне погостить Джуно и Анаис. Я ожидал слез и эмоционального шантажа, но Джуно лишь сообщила, что мама считает, будто со мной жить невозможно, а Анаис поинтересовалась, купят ли ей пони, если мы разведемся, потому что когда развелись родители Жермейн Бигхем, то ей подарили пони. Весь день шел дождь, и я заказал пиццу на дом. Мы играли в «Марио-карт». У Джона Чивера есть рассказ «Брак». Один из его лучших.

– Да, на сцене он по-прежнему зажигает. В его-то годы… – Кенни Блоук угощает меня сигаретой, а Деймон Макниш бодро исполняет «Corduroy Skirts are a Crime Against Humanity»[74]. – Я этих ребят видел в Фримантле, году так… в восемьдесят шестом, что ли. Охренеть.

Кенни Блоук, тип лет шестидесяти, с ухом, утыканным какими-то железяками, является, как утверждает фестивальная программка, старейшиной одного из нюнгарских племен. Я рассеянно думаю, что и Деймон Макниш, и многие его сверстники превратились, по сути дела, в трибьют-группы самим себе – такая вот странная и очень постмодернистская судьба.

Кенни Блоук стряхивает пепел в горшок герани:

– Да, по сравнению с некоторыми у Макниша все пучком. Угадай, кто не так давно играл в Басселтон-парке? Joan Jett and the Blackhearts. Помнишь их? Народу собралось немного, но ведь на государственную пенсию детей в нормальный колледж не отправишь, вот и приходится подрабатывать, как всем. Слава богу, мы, писатели, избавлены от необходимости давать прощальные турне и колесить по ностальгическим маршрутам.

Я обдумываю это замечание, возможно не совсем справедливое. Двадцать тысяч экземпляров «Эхо должно умереть» распродано в Великобритании и примерно столько же в Штатах. Вполне прилично…

…но для нового романа Криспина Херши, пожалуй, маловато. Было время, когда в обеих странах продавалось и по сто тысяч экземпляров. Гиена Хэл твердит что-то об электронных копиях и скачиваниях, которые «трансформируют прежнюю парадигму», но я-то совершенно точно знаю, почему мой «возврат к былому величию» потерпел неудачу и почему новый роман так плохо продается: Ричард Чизмен, поганый ротвейлер. Его сволочная рецензия открыла сезон охоты на анфан-терибля британской словесности; а когда объявили лонг-лист премии Бриттана, роман «Эхо должно умереть» был куда лучше известен как «Книга, над которой вдоволь постебался Ричард Чизмен». Оглядываю просторный бальный зал. Чизмена по-прежнему не видно, но вряд ли он способен долго сопротивляться притягательному очарованию смуглых латиноамериканских официантов.

– Ты сегодня был в старом квартале? – спрашивает Кенни Блоук.

– Да, очень мило, в духе ЮНЕСКО. Хотя и ненатурально.

Австралиец хмыкает:

– Таксист мне сегодня рассказывал, что РВСК и спецслужбам нужно место для отдыха, поэтому Картахену сделали подобием демилитаризованной зоны. – Кенни берет у меня сигарету. – Только моей благоверной не говори – она думает, я давно бросил.

– Так и быть, сохраню твою страшную тайну. Я вряд ли когда-нибудь приеду в…

– Катаннинг. В Западной Австралии. В нижнем левом углу. По сравнению с этим, – Кенни Блоук широким жестом обводит великолепие латиноамериканского барокко, – мы живем у динго в жопе. Но там похоронены все мои предки, и расставаться с корнями мне не хочется.

– В двадцать первом веке отсутствие корней – это скорее норма, – замечаю я.

– Ты не так уж не прав, но именно поэтому, дружище, мы и остаемся жить в нашем родном и знакомом дерьме. Если ты родом из ниоткуда, то тебе и на другие места плевать с высокой колокольни.

Барабанщик Деймона Макниша начинает соло, и при виде моря латиноамериканских подростков я чувствую себя слишком дряхлым и слишком европейцем. Пятница, в Лондоне десять вечера; завтра девочкам не нужно в школу… К нашему с Зои пробному разводу Джуно и Анаис относятся с подозрительно зрелой рассудительностью. Похоже, душещипательных слезных сцен мне не дождаться. Судя по всему, Зои давно готовит девочек к возможному разрыву со мной. Юэн Райс, мой давний приятель, рассказывал, что его первая жена обратилась за консультацией к юристам месяцев за шесть до того, как было произнесено слово «развод», а потому и сумела отсудить у него целый миллион фунтов. Когда именно в наших отношениях завелась гниль? Может, она была там с самого начала, пряталась, как пораженная раком клетка, еще тогда, на яхте отца Зои, когда на потолке каюты плясали отсветы, отраженные водами Эгейского моря, а по полу тихонько покатывалась пустая винная бутылка, туда-сюда, туда-сюда. Мы тогда обрадовались, получив эсэмэску от Гиены Хэла, что за право опубликовать «Сушеные эмбрионы» издательство уже согласно заплатить семьсот пятьдесят тысяч фунтов и что торги продолжаются. Зои сказала: «Не пугайся, Крисп, но я бы хотела всю жизнь прожить с тобой». Туда-сюда, туда-сюда…

Мне хочется крикнуть этому слабоумному Ромео: «Прыгай за борт и плыви оттуда, болван!» Не успеешь опомниться, как она начнет заочное обучение в интернете для получения степени доктора кристаллотерапии и назовет тебя человеком ограниченных взглядов, когда ты вслух поинтересуешься, в чем же заключается эта наука. Она перестанет встречать тебя у дверей. А ее способность обвинять и придираться тебя просто ошеломит, юный Ромео. Ты виноват в том, что няня ленива, не надо было нанимать эту польскую троглодитку. Ты виноват в том, что преподаватель игры на фортепиано слишком строг, надо было подыскать кого-нибудь подобрее. Ты виноват в том, что Зои мучают неудовлетворенные амбиции, не надо было лишать ее возможности зарабатывать на жизнь самостоятельно. Секс? Ха! «Не дави на меня, Криспин». – «Я не давлю, Зои, я просто спрашиваю: когда?» – «Ну, когда-нибудь». – «Когда именно?» – «Не дави на меня, Криспин!» Мужчины женятся, надеясь, что супруга никогда не изменится. Женщины выходят замуж, надеясь, что супруг наверняка изменится. Обе стороны обречены на разочарование, а между тем юный Ромео на яхте целует свою будущую невесту и шепчет: «Давай поженимся, мисс Легранж».