– Как только ты будешь готов, – сказал король.

– Теперь самое подходящее время, – ответил Птероклс.

Он держал изогнутый кусочек хрусталя над игрушечным кораблем. Яркое пятно света появилось на игрушке. Наблюдая за волшебством, Грас не переставал удивляться.

Но сейчас было не время, чтобы удовлетворять свое любопытство.

Птероклс начал произносить заклинание: пение, смешанное с жестами, указывающими попеременно то на маленький корабль в миске, то на большой – на море. Наконец от игрушечного корабля начал подниматься дым, через пару секунд сменившийся пламенем. Птероклс вскрикнул и указал еще раз на корабль с высокими мачтами.

Глаза Граса проследовали в этом же направлении, и он смог заметить клубы дыма. Вскоре этот дым тоже превратился в сверкающее красно-желтое пламя.

– Отлично сделано! – воскликнул король. Громкий стон донесся со стен Нишеватца. Защитники, должно быть, надеялись, что корабль с продовольствием все-таки сможет пробиться, даже несмотря на то, что они не нашли противодействия заклинанию Птероклса.

Сам бывалый моряк, Грас испытывал определенную долю сочувствия к черногорцам, находившимся на борту горящего корабля. На море нет ничего ужаснее, чем пожар. А с этими языками пламени, возникшими по волшебству, было еще труднее бороться.

Моряки скоро оставили попытки обуздать огонь; они попрыгали через борт и направились к Нишеватцу на лодках, которые, разумеется, не могли вместить всех. Возможно, люди уцепились за тянувшиеся за ними канаты. Грас надеялся на это – зерно, которое вез корабль, не попало по назначению, но он ничего не имел против моряков.

На горизонте показался другой черногорский корабль. Завидев дым и огонь, он поспешно развернулся и поплыл прочь от осажденного города. Указывая на него, волшебник спросил:

– Ваше величество, вы хотите, чтобы я и его поджег?

– Нет, – ответил Грас и, заметив удивление колдуна, пояснил: – Плохие новости перестают быть плохими, если не остается никого, чтобы передать их. Отпустим эту команду. Они разнесут весть, что наше колдовство еще в силе. Это вынудит остальных черногорцев отказаться идти к Нишеватцу. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Я буду наготове, если черногорцы попытаются опять, – предупредил волшебник. – Если они придут ночью, я могу использовать настоящий огонь, чтобы воспламенить мои символические корабли. Заклинание в этом случае не такое качественное, но оно должно сработать. В прошлый раз удалось.

– Вы, волшебники, всегда трудитесь над качеством, но оно ничего не значит для меня.

– А должно бы, – заметил Птероклс. – Чем качественнее заклинание, тем труднее для волшебников с другой стороны развалить его на куски.

– Неужели? Я этого не знал, – признался Грас. – Пока, однако, черногорским волшебникам не сопутствовала удача в попытках справиться с этим заклинанием. Может, они вообще ни на что не способны?

– Мне бы хотелось, чтобы это было так. – Улыбка колдуна была более чем усталой, – Впрочем, они могут изобрести противозаклятие завтра. Если так, – он пожал плечами, – мне придется придумать что-то новое. И это значит, что Нишеватц получит продовольствие.

Он был откровенен – возможно, более откровенен, чем того хотелось бы Грасу. После мгновенного раздумья король кивнул.

– Если они все-таки найдут противозаклятие, я знаю, ты постараешься изо всех сил обойти его.

«Ты уж лучше постарайся. Иначе нам придется штурмовать крепость, а я не знаю, сможем ли мы».

Вечером к нему подошел принц Всеволод и попросил именно это и сделать.

– Чем скорее мы в Нишеватце, тем скорее мы накажем Василко, – гудел он.

– Ну да, ваше высочество, в том случае, если мы попадем в Нишеватц! Если нас отбросят, я не знаю, будем ли мы в состоянии продолжать осаду. Это будет зависеть от того, какие потери мы понесем.

– Вы не хотите сражаться, – обвиняющим тоном произнес Всеволод.

– Я хочу победить – не положив у городских стен большого количества своих людей.

С таким же успехом король мог говорить на языке менте-ше. Всеволод снова произнес:

– Вы не хотите сражаться.

Затем он повернулся спиной и похромал прочь, не дав Грасу возможности ответить.

Грас испытал искушение – очень сильное – заковать Всеволода в кандалы за оскорбление. С угрюмым вздохом он решил, что не может этого сделать, чтобы не вызвать недовольство не только у окружения принца, но и у жителей го-' рода.

Грас никогда не стал бы поэтом или историком, но у него был дар связно передавать суть событий. Ланиус привык полагаться на это. До сих пор все, казалось, шло, как надеялся его тесть. Опыт научил Ланиуса не слишком восхищаться этим. Конец кампании – если ее не придется прервать на середине – будет тем, по чему можно будет судить об успехах.

Что касается рапортов с юга, то каждое сообщение об еще одной кровавой схватке между сыновьями принца Улаша поднимало его настроение до небес. Чем больший урон друг другу причинят ментеше, тем меньше времени у них будет, чтобы причинить вред Аворнису.

В конце весны с юга стали поступать другие новости: соседи-кочевники начали совершать набеги на земли, когда-то принадлежавшие всесильному принцу. Так вороны и грифы, которые не могли бы причинить вреда живому медведю, разрывают на куски тушу мертвого. И снова, чем больше крали эти ментеше, тем счастливее становился Ланиус.

То, что он не слышал никаких вестей с востока – а новости с берегов Азанийского моря вряд ли могли бы быть хорошими, – тоже не могло не радовать. Если бы черногорцы послали флот, чтобы совершать набеги на побережье, крики о помощи долетали бы до столицы.

Переизбыток хорошего настроения не остался незамеченным для служанок.

– Вы такой оживленный, ваше величество! – воскликнула хорошенькая служанка по имени Фламмия.

Впервые в жизни Ланиус услышал в свой адрес такой комплимент. Он изобразил улыбку, которая если и не была оживленной, то, по крайней мере, могла быть принята за дружескую. Фламмия улыбнулась в ответ. Ланиус похлопал ее по пышному заду. Если бы она проигнорировала его жест и пошла дальше по своим делам, он бы пожал плечами – и забыл о ней. Вместо этого она многообещающе захихикала.

Одно повело за собой другое – причем очень быстро.

– О ваше величество! – выдохнула Фламмия до странности церемониальным образом в такой пикантный момент.

Но Ланиус был слишком занят, чтобы высказаться по этому поводу.

Когда все закончилось, служанка выглядела крайне самодовольно. Значило ли это, что она собирается похвастаться мимолетной благосклонностью короля своим подружкам? Если так – она пожалеет об этом. И конечно, если она так сделает, Сосия все узнает. Тогда пожалеть придется Ланиусу. – Не беспокойтесь, ваше величество, – сказала она, одеваясь. – Я не буду болтать.