Теперь Брэндон мог быть избран победителем. Затаив дыхание, трибуны ждали, появится ли герцог Франциск, сможет ли он принять вызов английского герцога? Из палатки Франциска вдруг вышел Бониве, пересек ристалище и, о чем-то переговорив с Брэндоном, занял место подле него, как обычно полагалось оруженосцу.

– Как он смеет! – возмутилась Маргарита таким поведением своего признанного поклонника. – Он что, с ума сошел, приняв сторону противника Франсуа?

Со своего места Мэри видела лицо Бониве – обычно улыбчивое, оно сейчас было мрачнее тучи. Но вот в проеме шатра появилась золоченая фигура в доспехах, и трибуны радостно загалдели.

Франциск вел себя несколько иначе, чем ранее: он не поднимал решетки забрала, не красовался перед зрителями. Когда к нему подвели коня, он спокойно сел в седло и, не заставляя скакуна гарцевать мимо трибун, молча занял свое место в конце ристалища и взял копье наперевес.

– Видимо, больной палец его все же слишком беспокоит, – сокрушенно вздохнула преданная жена Клодия.

А Маргарита бешено рукоплескала, крича, что её брат никому просто так не отдаст победы. Она взволнованно подалась вперед. Ей уже не было так весело и интересно, как раньше. Ей стало страшно. От мощной фигуры в золоченых доспехах веяло угрозой, и королева пожалела, что не захватила с собой какой-нибудь амулет, приносящий успех в сражениях.

Бой начался быстро и стремительно. Удар! Копья разлетелись в щепы, но оба противника усидели в седлах. Не сбавляя темпа, они доскакали до конца арены, быстро приняли из рук оруженосцев новое оружие и вновь устремились навстречу друг другу. Удар! Все повторилось. В третий раз не выдержали лошади. Когда всадники вновь сшиблись, кони вздыбились с громким ржанием и стали заваливаться, путаясь в складках роскошных попон.

Оруженосцы с обеих сторон кинулись помогать всадникам подняться на ноги. Первым встал Франциск, и все увидели, как он, на ходу вытягивая меч, кинулся на все ещё поднимавшегося Саффолка. Как ни странно, меж ними встал Бониве и, пока англичанин не поднялся, он, безоружный и без доспехов, загораживал его и отступил лишь тогда, когда Брэндон занял оборонительную позицию.

Пеший бой не был предусмотрен правилами этого дня, но противники явно изъявляли желание сразиться. Страсти зрителей достигли предела – здесь уже не пахло показательным выступлением, это был бой до победы, до первой крови, который в старину назывался «Божьим судом». Даже маршалов-распорядителей охватил азарт, и они не прерывали поединка.

Сражаться пешими, да ещё в турнирных доспехах, было непросто, однако они оказались достаточно удобны, сковывали движения, и поэтому рыцари бились с яростным пылом. Стоял страшный грохот, искры летели от скрещивающихся лезвий, грохотала сталь пластин лат. В какой-то миг Франциск обрушил на Брэндона такой стремительный град ударов, что почти загнал его в дальний край ристалища, туда, где находились палатки рыцарей-участников. Но Брэндон в последний миг ловко увернулся и резким движением нанес ответный удар, разрубив ремень, удерживающий наплечник доспехов Франциска. Тот отлетел в сторону, плечо Ангулема стала заливать кровь.

Тут же Маргарита и Клодия закричали, требуя от Людовика, чтобы тот остановил бой, пока этот бешеный англичанин не изувечил наследника престола. Но сама фраза «наследник престола» настроила короля на оказание поддержки Саффолку.

– Успокойтесь, милые дамы, – улыбаясь, проговорил Людовик, – вы ведь не настаивали на прекращении поединка, пока ваш Франсуа нападал на нашего гостя.

Теперь воины бились настолько далеко от королевской ложи, что трудно было разглядеть, что там происходит. Вдруг по галереям зрителей, и без того шумящим, прокатился вопль, а маршалы стали кричать и махать флажками, требуя прекратить бой. Оказалось, что пока Франциск и Брэндон скрестили мечи у самых рукоятей и напирали друг на друга, Ангулем вдруг отбросил свой небольшой ручной щит и, выхватив кинжал, ударил Брэндона, стремясь попасть в щель латного воротника. В тот же миг, уворачиваясь, Брэндон выбил его меч, но при этом потерял и свой. Ангулем вновь нацелился ему в горло кинжалом, и Брэндон сделал единственное, что мог: сжав руку в латной перчатке в кулак, освободившейся правой рукой он ударил противника в решетку забрала. Саффолк дрался, как моряк в портовой таверне, – удар, ещё, потом ещё... Решетка смялась, потом отлетела в сторону, и кулак пришелся в незащищенное отверстие под забралом.

Франциск рухнул на ристалище с залитым кровью лицом. Со всех сторон к поединщикам бежали распорядители, но Бониве отгонял их прочь, даже подняв один из мечей, замахнулся на них, удивив и изрядно повеселив зрителей. Появились оруженосцы Франциска, подхватили беспомощного герцога и почти бегом унесли его под полог шатра. Толпа все ещё шумела. Бониве, поймав Брэндона за налокотник, что-то быстро говорил ему, пока Чарльз не вырвал руку и пошел в сторону королевской трибуны. Зрители, опомнившись, стали рукоплескать.

Английский герцог Саффолк был признан бесспорным победителем турнира.

Франциск появился в покоях королевы лишь через несколько дней. Рука с загипсованным большим пальцем всё ещё висела на перевязи, но ни на плече, ни на лице герцога, вопреки ожиданию, уже не осталось никаких следов увечий.

– Мессир, вы бились на турнире не по правилам, – заметила ему королева.

– Признаю, – сконфужено заметил он, – и прошу вас, если это возможно, помирить меня с мсье Саффолком.

Маргарита Алансонская ничего не понимала, видя, как друзья Франциска, до этого открыто игнорировавшие Брэндона, теперь просто заискивали перед ним. И Монморанси, и Флеранж, и Бониве... С последним, казалось, у Чарльза сложились вполне дружеские отношения. С Франциском же англичанин держался несколько сдержанно, хота и принят него в качестве подношения роскошный костюм золотой парчи.

Мэри же была в упоении от любимого. Её глаза начинали сиять, когда появлялся герцог Саффолк. Но теперь её спасало то, что победитель турнира стал общепризнанным любимцем французского двора, и не одна Мэри теперь улыбалась ему. Все дамы и фрейлины добивались его внимания, заигрывали с ним, щебетали. Королева даже начинала ревновать, подзывала его, и они подолгу беседовали... обязательно прилюдно, на глазах у свидетелей. Придворные куртуазные ухаживания не считались зазорными, и соотечественник королевы по праву признавался её фаворитом, особенно теперь, когда Франциск, словно стыдясь чего-то, отошел в тень, прекращая любезничать с Мэри, едва появлялся герцог Саффолк.

– Что меж вами все-таки случилось? – спрашивала Мэри у Брэндона. – Я ведь вижу, что Ангулем стал необычайно любезен с тобой.

Чарльз не отвечал, улыбаясь и глядя на неё так, что её пронзала дрожь, и охватывало безрассудное желание устроить тайную встречу. Они обменивались парой фраз, и в полдень Мэри проходила по коридору в сторону музыкальной комнаты, а Брэндон специально оказывался там. И были лихорадочные поцелуи, страстные ласки, сводящие с ума признания... Эти тайные объятия распаляли пыл обоих, разжигали страсть. Но что им оставалось делать? Весь двор следил за ними, в Ла Турнель постоянно было полно народа; и они, доведенные до лихорадочной дрожи, томные, возбужденные, вынуждены были расставаться. Мэри возвращалась в покой, где пела Анна Болейн, вела умные беседы Маргарита, сидела за пяльцами Клодия, рассказывал забавные истории Бониве и задумчиво перебирал томик стихов Франциск. Затем они все вместе отправлялись к вечерней мессе. Всё это время Мэри жила, как во сне; но вот вместе с королём появлялся Брэндон. Мэри смотрела на Чарльза... И удалялась с Людовиком.