Меж тем она, взметнув ладони врозь,

Склонилась надо мной и погрузила

Мне голову, так что глотнуть пришлось.[1132]

103 Потом, омытым влагой, поместила

Меж четверых красавиц[1133] в хоровод,

И каждая меня рукой укрыла.

106 «Мы нимфы — здесь, мы — звезды в тьме высот;[1134]

Лик Беатриче не был миру явлен,

Когда служить ей мы пришли вперед.[1135]

109 Ты будешь нами перед ней поставлен;

Но вникнешь в свет ее отрадных глаз

Среди тех трех, чей взор острей направлен».[1136]

112 Так мне они пропели; и тотчас

Мы перед грудью у Грифона стали,

Имея Беатриче против нас.

115 «Не береги очей, — они сказали. —

Вот изумруды, те, что с давних пор

Оружием любви тебя сражали».

118 Сто сот желаний, жарче, чем костер,

Вонзили взгляд мой в очи Беатриче,

Все на Грифона устремлявшей взор.

121 Как солнце в зеркале, в таком величье

Двусущный Зверь в их глубине сиял,

То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье.[1137]

124 Суди, читатель, как мой ум блуждал,

Когда предмет стоял неизмененный,

А в отраженье облик изменял.

127 Пока, ликующий и изумленный,

Мой дух не мог насытиться едой,

Которой алчет голод утоленный, —

130 Отмеченные высшей красотой,

Три остальные, распевая хором,

Ко мне свой пляс приблизили святой.

133 «Взгляни, о Беатриче, дивным взором

На верного, — звучала песня та, —

Пришедшего по кручам и просторам!

136 Даруй нам милость и твои уста

Разоблачи, чтобы твоя вторая

Ему была открыта красота!»[1138]

139 О света вечного краса живая,

Кто так исчах и побледнел без сна

В тени Парнаса, струй его вкушая,

142 Чтоб мысль его и речь была властна

Изобразить, какою ты явилась,

Гармонией небес осенена,

145 Когда в свободном воздухе открылась?

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

1 Мои глаза так алчно утоляли

Десятилетней жажды[1139] жгучий зной,

Что все другие чувства мертвы стали;

4 Взор здесь и там был огражден стеной

Невнятия, влекомый неуклонно

В былую сеть улыбкой неземной;

7 Но влево отклонился принужденно,

Когда из уст богинь,[1140] стоявших там,

Раздалось слово: «Слишком напряженно!»

10 Упадок зренья, свойственный глазам,

В которых солнце свеже отразилось,

Меня на время приобщил к слепцам;

13 Когда же с малым зренье вновь сроднилось

(Я молвлю «с малым», мысля о большом,

С которым ощущенье разлучилось),

16 Я видел — вправо повернув плечом,

Святое войско шло стезей возвратной,[1141]

С седмицей свеч и с солнцем пред челом.

19 Как, оградив себя щитами, ратный

Заходит строй, за стягом идя вспять,

Пока порядок не создаст обратный, —

22 Так стран небесных головная рать

Вся перед нами прежде растянулась,

Чем колесница стала загибать.

25 Из женщин каждая к оси вернулась,

И благодатный груз повлек Грифон,

Но ни перо на нем не шелохнулось.

28 Та, кем я был сквозь воду проведен,

И я, и Стаций шли с руки, где круче

Колесный след в загибе закруглен.

31 Так, через лес, пустынный и дремучий

С тех пор, как змею женщина вняла,

Мы шли под голос ангельских созвучий.

34 Насколько трижды пролетит стрела,

Настолько удалясь, мы шаг прервали,

И Беатриче на землю сошла.

37 Тогда «Адам!» все тихо пророптали

И обступили древо, чьих ветвей

Ни листья, ни цветы не украшали.[1142]

40 Его намет, чем выше, тем мощней

И вправо расширявшийся, и влево,

Дивил бы индов высотой своей.

43 «Хвала тебе, Грифон, за то, что древа

Не ранишь клювом;[1143] вкус отраден в нем,

Но горькие терзанья терпит чрево», —

46 Вскричали прочие, обстав кругом

Могучий ствол; и Зверь двоерожденный:

«Так семя всякой правды соблюдем».

49 И, к дышлу колесницы обращенный,

Он к сирой ветви сам его привлек,

Связав их вязью, из нее сплетенной.[1144]

52 Как наши поросли, когда поток

Большого света смешан с тем, который

Вслед за ельцом небесным ждет свой срок,[1145]

55 Пестро рядятся в свежие уборы,

Пока еще не под другой звездой

Коней для Солнца запрягают Оры, —

58 Так в цвет, светлей фиалки полевой

И гуще розы, облеклось растенье,

Где прежде каждый сук был неживой.

61 Я не постиг нездешнее хваленье,

Которое весь сонм их возгласил,

И не дослушал до конца их пенье.

64 Умей я начертать, как усыпил

Сказ о Сиринге очи стражу злому,[1146]

Который бденье дорого купил,

67 Я, подражая образцу такому,

Живописал бы, как ввергался в сон;

Но пусть искуснейший опишет дрему.

70 А я скажу, как я был пробужден

И полог сна раздрали блеск мгновенный

И возглас: «Встань же! Чем ты усыплен?»[1147]

73 Как, цвет увидев яблони священной,

Чьим брачным пиром небеса полны

И чьи плоды бесплотным вожделенны,

76 Петр, Иоанн и Яков, сражены