Ближайшие советники президента были заняты собственными делами. Один из них продал в Бельгии алмазов на 9 миллионов долларов и попросил расписку лишь на 6 миллионов[719]. Так Мобуту лишился 3 миллионов. Янсен, его бельгийский зять, утверждал, что один из сыновей Мобуту устроил аналогичный трюк, когда его послали в Америку закупить парк бронированных «Кадиллаков». По прибытии он заявил, что лишился 600 тысяч долларов в ходе ограбления, и президент без вопросов выдал ему эти деньги[720]. «Леопарда» боялись все меньше. А может, у Мобуту было столько денег, что он просто не замечал или предпочитал не замечать, как его обкрадывают? В итоге глава опустошенного государства удалился в Гбадолите.

Мобуту настолько отрешился от реальной жизни, что начал сравнивать себя с Калигулой и другими развращенными правителями древности. Некоторые утверждали, что, подобно им, Мобуту повинен в инцесте. Один член его свиты вспомнил, как Мобуту вызвали на семейный совет в его родной деревне, чтобы он отчитался за свое поведение. Выслушав обвинения, он закричал: «Вы что, не знаете, что говорите с маршалом?» Старая мать семейства, как говорят, ответила: «Это в Киншасе ты маршал. А здесь ты Мобуту, дитя нашей деревни, наше дитя». Выступил еще один пожилой член семьи: «Мобуту проклят. Мы больше ничего не можем сделать». «Леопард» прикусил язык, что было ему не свойственно[721].

Мобуту все больше надеялся на иностранных бойцов. Он не был привередлив и привлекал то наемников из международных частных фирм, то вооруженные отряды сопротивления из соседних стран. Действия, которые во время холодной войны могли быть простительны в рамках опосредованных конфликтов, теперь считались опасными. Среди сил, пользовавшихся покровительством Мобуту, были ангольская УНИТА и банды хуту из армии Руанды, которые искали спасения в Конго после учиненного ими геноцида в 1995 году[722].

Геноцид в Руанде и последующая смена власти нанесли режиму Мобуту смертельный удар. Повстанческие группы, выступавшие против Мобуту, наконец объединились под руководством Лорана Кабилы и сместили диктатора. В 1996 году, когда Мобуту уехал в Европу для операции на простате, они вторглись в Конго с севера. Мобуту считал Кабилу «мелким контрабандистом» и не предвидел, с какой скоростью может обрушиться государство.

4 мая 1997 года Мобуту и Кабила встретились для переговоров на яхте у берегов Заира. Встречу организовал президент ЮАР Нельсон Мандела. Кабила, как утверждали некоторые, отказывался смотреть Мобуту в глаза, боясь, что будет проклят[723]. Хотя Мобуту оставался неколебим, стало ясно, что от него отворачиваются даже самые близкие советники и генералы. Восстание продолжалось семь месяцев; в конце концов правительственные силы получили приказ не вступать в бой с войсками Кабилы. Мобуту бежал из своего дворца в Гбадолите и покинул страну. Его имущество, добытое тремя десятками лет воровства, не поместилось в «Боинг-747», который должен был увезти его из страны. Но теперь помогать Мобуту стало не модно, и Франция, когда-то бывшая в числе его ближайших союзников, отказала ему в убежище. Он приземлился в Того, но и оттуда его изгнали в считанные дни. Это был унизительный конец для человека, которого весь Запад превозносил как крупнейшего борца с коммунизмом.

Несколько месяцев спустя Мобуту умер от рака в Марокко — одной из немногих стран, которые были готовы его принять. Он не дожил до войны, охватившей новую Демократическую Республику Конго в 1998–2003 годах и унесшей в результате болезней и боевых действий несколько миллионов жизней. Она была спровоцирована в первую очередь разрухой и хаосом, которые оставил после себя Мобуту.

Деспот клялся, что умрет на родной земле. Возможно, это был бред больного человека, но он действительно верил, что является патриотом и преданно служит своей стране. Кроме того, он явно разделял мнение американцев, что его власть лучше (просоветской) альтернативы. Любые хищения, кражи и пытки считались оправданными, если они не уничтожают нацию. Взгляды Мобуту были четко сформулированы в одном из его выступлений в 1970-е годы: «Дома принадлежат своим владельцам, даже если они построены на украденные деньги, потому что строя их, они строили Заир»[724]. И даже в 1994 году он — видимо, совершенно серьезно — объявлял народу: «Я должен закончить свое дело. Я не могу оставить потомкам такое наследие. Закончить дело — значит оставить после себя что-то достойное»[725].

Он оставил хаос и пустую казну. Один из министров Кабилы в первый свой рабочий день обнаружил в сейфах центрального банка лишь две тысячи долларов[726]. И даже сейчас больше половины населения страны живет за порогом бедности, как его определяет Всемирный банк — меньше чем на 1,25 доллара в день.

Богатые правители всегда могли оправдать свои поступки как совершаемые во благо своего народа или хотя бы как необходимое зло. Но диктаторы-популисты времен холодной войны были особенно склонны к этому. Фердинанд Маркос заявил в телевизионном интервью вскоре после своего свержения: «За свою жизнь я совершил немало грехов, но воровство к ним не относится». Эва Перон, напыщенная первая леди Аргентины, указывала в завещании: «Мои драгоценности не принадлежат мне. Большая их часть — это дары моего народа. Я не желаю отдавать их в руки олигархии и поэтому завещаю, чтобы они находились в музее перонизма и сохраняли свою ценность, которую надлежит использовать лишь непосредственно в интересах народа»[727]. Возможно, она не считала себя частью этой «олигархии», как и Мобуту, который воображал, что стоит над «политиками» и отделен от них. Когда было выгодно, они изображали, будто выступают против интересов других элит. Правитель Индонезии Сухарто утверждал, что государственные служащие могут брать то, что захотят, если в целом действуют «в общественных интересах»[728]Такая противоречивость позволяла подобным ему и Мобуту клептократам гневно обличать коррупцию, будучи главными ее виновниками. Когда ты и есть государство и закон на твоей стороне, может быть, это даже естественно в психологическом смысле — считать, что богатства нации принадлежат тебе, и никому другому.