Или, как сказал бы структурный лингвист: язык создал мысль; мысль поняла и трансформировала мир; таким образом, язык был основной силой, меняющей мир, он был богом.

А где бог, там и дьявол, точно так же, как свет невозможно отделить от тьмы.

Именно язык, а не инструменты, отделил людей от человекообразных обезьян. Мост между знаком и означаемым объединил мир субъективный с миром физическим. Смысл был широким потоком, словно воды Ганга. Люди извлекали капли чувственного опыта, сохраняли их, классифицировали, обобщали и очищали их до тех пор, пока граница между личностью и объективной реальностью не оказалась четко определена. Затем они научились обмениваться мыслями между индивидами, чтобы сообщать о намерениях, и так началось формирование общества: разделение труда, работа, семья, власть, государство, война – все было построено именно на этом фундаменте. Язык стал мерой понимания, и каждый спор основывался на нашей общей лингвистической системе.

Трещины и пропасти оставались в тех местах, которые было невозможно определить словами.

Религия, музыка, живопись, любовь, боль, радость, одиночество… эти слова – словно верхушка айсберга – скрывают неизмеримые, огромные, сложные чувства. С древних времен и до сегодняшнего дня они сопровождали «культурные гены» человечества и, словно осадочные породы в геологии, складывались и наползали друг на друга, проникали друг в друга, сливались и эволюционировали.

Обсуждая эти темы, вы не знаете, о чем именно вы говорите.

Каждое общество желает распространить эффективный набор лингвистических правил, чтобы очистить мысли народных масс. От эдикта Цинь Шихуана, который повелевал всему Китаю писать одним и тем же образом, до новояза «1984»; одни слова исчезали, другие появлялись. Простолюдинам запрещали использовать выражения, предназначенные для аристократов, – так появился сленг, для которого требовался богатый запас омонимов, каламбуров, метонимов и рифм – это был настоящий праздник для языка и голосовых связок.

В определенную эпоху даже веселье было идеологическим инструментом для поддержания дисциплины, и пользоваться им помогали технологии.

Правительство установило брандмауэры в речевой центр мозга каждого новорожденного, и таким образом впервые в истории создало систему наблюдения за языком, работающую в режиме реального времени. Если какой-то человек собирался сказать то, на что реагировали постоянно обновлявшиеся фильтры в его брандмауэре, брандмауэр лишал человека способности говорить и наказывал его, создавая болевые ощущения соответствующего уровня. С другой стороны, за слова, которые нравились правителям, брандмауэр награждал человека удовольствием, похожим на эффект от действия наркотиков.

Дивный новый мир наград и наказаний.

Эта система работала так хорошо, что люди по своей инициативе изобрели способ интегрировать фильтры в свои гены, чтобы их можно было передать детям, чтобы они еще более гармонично слились с брандмауэрами. В итоге даже малейший намек на нежелательную мысль устранялся, не успев укорениться, и вероятность наказания уменьшалась до минимума. Этот механизм постепенно стал частью подсознания, встроился в ту часть коры, которую мы унаследовали от наших предков – амфибий, рыб и рептилий, он слился с самой примитивной частью языка.

Затем все резко изменилось.

Люди так и не поняли, что произошло, – даже в том временном периоде, откуда я родом. По одной теории, человечество действительно создано какой-то более разумной расой, которая имплантировала в человеческий мозг тщательно сконструированную систему языка. Эта система эволюционировала одновременно с развитием цивилизации, но, когда иноземный захватчик угрожал уничтожить ее фундаментальные принципы, она возвращалась к заводским настройкам, и все приходило в исходное состояние.

Можете представить себе мир, в котором нет языка? Все рухнуло.

Проблема заключалась не в том, что говорить было невозможно; скорее человечество утратило сам инструмент, необходимый для познания мира и самого себя. Вселенная вернулась в состояние первобытного хаоса.

Я – продукт второй системы. Очень небольшая группа людей обнаружила в себе ее симптомы – возможно, в ваше время ее назвали бы «божественным вдохновением».

Уже не я говорил слова, а слова говорили мной.

Казалось, божественный разум утратил терпение, наблюдая за глупыми людьми. Избранные, которые принесли с собой совершенно новую лингвистическую логику, должны были направлять дикарей, чтобы те могли заново понять мир и восстановить цивилизацию. Новый мир действительно выглядел более мирным, более образованным, просвещенным и более усовершенствованным. Ученые изобрели машины времени и открыли теорию временных потоков. Они отправили посланников в параллельные вселенные и в другие временные потоки, чтобы распространять знания, которые помогут обитателям других миров избежать ошибок. Судьба многих из этих посланников оказалась незавидной.

Вот почему я, Стэнли, прибыл из будущего, чтобы говорить с вами. По причинам, которые я не могу раскрыть, мое пребывание здесь скоро закончится. Я покину ваше время, чтобы переместиться в другой незнакомый мир.

В вашей вселенной число девять является особенным, оно символизирует неизменность, возрождение и превосходство. Я надеюсь, что девять глав моей проповеди сопроводят заблудшие души этого мира до двери у конца времен – чтобы они могли возрождаться вечно.

До недавних пор китайская научная фантастика оставалась для остального мира загадкой. В 2015 году Лю Цысинь (刘慈欣) стал первым писателем из Азии, получившим награду «Хьюго»; этой награды он удостоился за роман «Проблема трех тел» (《三体》). А в августе 2016 года Хао Цзинфан (郝景芳) стала второй, получив награду за свою новеллу «Складывающийся Пекин» (《北京折叠》). Оба произведения перевел Кен Лю, американский писатель и тоже лауреат «Хьюго». Теперь, когда выходит все больше китайских научно-фантастических произведений в переводах на английский и другие языки, настал идеальный момент для того, чтобы поговорить об истории китайской НФ.

Данное эссе в основном фокусируется на научной фантастике, однако было бы полезно сказать пару слов о фэнтези. В Китае граница между научной фантастикой или «кэхуань» (科幻) и фэнтези или «цихуань» (奇幻) является довольно четкой. Однако в связи с нашей исторической традицией мифов и историй о кунфу определить китайское фэнтези как жанр довольно сложно. Непросто отличить цихуань (奇幻: фэнтези) от «сюаньхуань» (玄幻: этот термин в основном относится к сетевой литературе с китайскими элементами сверхъестественного) и «мохуань» (魔幻: в основном относится к художественной литературе с элементами западной магии). Но, строго говоря, из современной китайской литературы в стиле фэнтези исключаются такие темы, как ограбление могил (盗墓, «даому»: истории, в которых группы охотников за сокровищами проникают в древние гробницы, где встречают призраков и разнообразных злых существ), путешествие во времени (穿越, «чуаньюэ»: истории, в которых современный человек отправляется в прошлое, в эпоху древних династий по неизвестной (и не имеющей значения) причине, и оказывается втянутым в дворцовые интриги или участвует в сюжете, похожем на сюжет мыльных опер); и поиски бессмертия даосов (修真, «сючжэнь»: истории, в которых главный герой преодолевает трудности, чтобы обрести бессмертие по методу даосов). Перечисленные выше темы составляют основу отдельных популярных жанров литературы.