Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видимо, они сочли, что этих парней им хватит. – Принц указал на подступающих ратников.
Большой королевский штандарт, роскошный в своем сочетании синего и золотого, достиг дна долины, и широко раздавшаяся линия закованных в латы воинов начала подъем.
– Милорд, есть ли у вас всадники? – поинтересовался принц у капталя.
– Шестьдесят человек верхами, сир. Остальные в строю.
– Шестьдесят… – задумчиво промолвил Эдуард.
Он снова посмотрел на приближающихся французов. Шестидесяти маловато. В его потрепанной армии насчитывалось, должно быть, не меньше солдат, чем в наступающей баталии французского короля, но враг свеж, а люди принца измотаны. К тому же ему не хотелось ослаблять и без того жидкий боевой порядок, забирая из шеренг латников. Потом его осенила блестящая мысль.
– Возьмите с собой сотню лучников. И чтобы все на конях.
– Сир? – переспросил граф Уорик, не понимая, что задумал принц.
– Французы собираются нанести нам сильный удар, – объяснил Эдуард. – А вот как им понравится, если удар нанесем мы? – Эдуард снова обратился к капталю: – Дайте им сначала увязнуть в бою с нами, потом бейте в тыл.
Де Бюш улыбнулся. И улыбка не была доброй.
– Мне понадобится английский флаг, сир.
– Чтобы они знали, кто их убивает?
– Чтобы ваши лучники не использовали наших лошадей для упражнений в стрельбе, сир.
– Господи! – воскликнул Уорик. – Вы собираетесь напасть на армию, имея сто шестьдесят воинов?
– Нет, мы собираемся истребить армию, – возразил принц. – При помощи Божьей, святого Георгия и Гаскони!
Принц наклонился в седле и пожал капталю руку:
– Ступайте с Богом, милорд, и деритесь как дьявол!
– Даже дьявол не сравнится в бою с гасконцем, сир.
Принц рассмеялся.
Он предвкушал победу.
Роланд де Веррек провел всю битву в седле. Сражайся он пешим, чувствовал бы себя не в своей тарелке – не потому, что не умел, а потому, что в боевом порядке у него не было близких приятелей. Воины сражаются парами и группами, объединяемые родством или дружбой и клятвой защищать друг друга. Родичей у Роланда де Веррека в этой армии не имелось, узы дружбы были тонкими, а кроме того, он жаждал разыскать своего врага. Когда французы в первый раз прорвались через проемы в изгороди, оттесняя англичан, Роланд высматривал среди знамен полотно Лабруйяда, но не обнаружил. Поэтому рыцарь подвел своего скакуна поближе к принцу Уэльскому, хотя и не настолько близко, чтобы привлекать внимание, и стал разглядывать через широкий проем в живой изгороди. Он выискивал зеленую лошадь на белом фоне среди штандартов двух ждущих своей очереди баталий, но по-прежнему безуспешно. Едва ли стоило этому удивляться. Над баталиями вздымалось множество знамен, флагов и вымпелов, а ветер был слишком слаб и не мог развернуть их; знаменосец с орифламмой сильно размахивал стягом, чтобы его можно было опознать. Сполох ярко-красной материи все ближе подвигался к английскому холму.
К Роланду присоединился Робби. У шотландца тоже не было друзей в этой армии. Он считал своим другом Томаса, но дружба была отмечена благородством с одной стороны и неблагодарностью с другой, причем со стороны Робби. Его мучила совесть. Со временем дело можно было поправить, но пока шотландец сомневался, что Томас положился бы на него как на соседа по боевому порядку, поэтому, как и Роланд, он наблюдал за сражением, стоя позади линии. Он видел, как англичане встретили атаку французов, остановили ее и обратили вспять. Слышал горестные звуки битвы: крики людей, терзаемых сталью. Смотрел, как французы раз за разом пытаются прорвать строй, как они падают духом. Затем враг отступил, бросив своих убитых, – их трупов было больше, чем английских, но обороняться ведь всегда проще. Англичанам требовалось лишь держать линию. Тем воинам, кто не рвался в бой, не оставалось иного выбора, как стоять рядом с соседями, ожидая наступления французов. Малодушные плетутся в хвосте, предоставляя храбрецам драться, поэтому смельчаки зачастую оказываются в одиночку против полудюжины обороняющихся и гибнут из-за своей храбрости.
– Что будет дальше? – спросил вдруг Роланд.
Робби смотрел на наступающих французов.
– Они придут, сразятся, что еще?
– Я не о том. – Роланд тоже разглядывал приближающихся французов. – Они припасли лучших напоследок, – проворчал рыцарь.
– Лучших?
Теперь де Веррек мог рассмотреть некоторые флаги, потому что знаменосцы активно размахивали ими.
– Вентадур, – указал он, – Даммартен, Бриенн, Э, Бурбон, Помьер. И королевский штандарт тоже.
– Так о чем ты спрашивал?
– Я имел в виду, что будет дальше, после битвы?
– Ты женишься на Бертилле.
– С Божьей помощью, да, – согласился Роланд, потрогав голубой шелковый шарф на шее. – А ты?
Робби пожал плечами:
– Останусь с Томасом, полагаю.
– Не вернешься домой?
– Боюсь, что в Лиддесдейле отныне мне будут не рады. Придется искать себе новый дом.
Де Веррек кивнул. Он по-прежнему наблюдал за приближающейся баталией.
– А мне придется примириться с Францией, – уныло заметил он.
Робби похлопал лошадь по шее – этого пегого боевого скакуна подарил ему Томас.
– Мне казалось, что твои владения в Гаскони?
– Да.
– Тогда принеси оммаж принцу Уэльскому. Он вернет тебе поместья.
Роланд покачал головой.
– Я француз, – возразил он, – и буду просить прощения у Франции. – У него вырвался вздох. – Подозреваю, это будет стоить денег, но с помощью денег уладить можно все.
– Просто позаботься о том, чтобы убить его быстро, – посоветовал Робби. – Я помогу.
Роланд помолчал. Он заметил во вражеских рядах зеленый всплеск и всматривался в это место. Зеленая лошадь?
– Быстро? – спросил он после паузы, не отводя глаз от французов. – Ты думаешь, что я собираюсь запытать Лабруйяда до смерти? – Тон его был возмущенным. – Возможно, он и заслужил, чтобы его подвергли пыткам, но смерть его будет быстрой.
– Я к тому, что убей его прежде, чем он сдастся в плен.
Роланд наконец отвернулся от приближающихся французов. Его забрало было поднято, и он хмурился.
– Сдастся?
– Лабруйяд стоит целого состояния, – напомнил шотландец. – Если битва обернется для него плохо, он попросту сдастся в плен. Предпочтет уплатить выкуп, чем гнить в земле. А ты разве нет?
– Господи! – выдохнул де Веррек.
Роланд не принимал в расчет такую возможность, а она так очевидна! Рыцарь грезил, как освобождает Бертиллу своим мечом, но Робби прав. Лабруйяд ни за что не станет драться. Он поднимет руки.