– Я считаю, что Этьен был не прав, столько лет храня молчание, хотя зная, что Максимилиан не повинен. Ваш муж не виноват, что стал объектом безумной зависти Этьена. Никто не должен отвечать за поступки моего брата…

– Может быть, – холодно прервал ее Жюстин, – мы отложим разговоры и попытаемся найти моего отца, прежде чем ваша семья не удлинила его шею на несколько дюймов. – Охнув от боли, он распахнул входную дверь и с издевкой указал на карету.

Филипп быстро подошел к Лизетте, а Жюстин твердой рукой взял под локоть Рене. Она посмотрела на него. Хотя Рене была высокого роста, Жюстин тоже почти догнал своего отца.

– Ты испортишь мне платье своими грязными руками, мальчик!

Жюстин не отпускал Рене, пытаясь сохранять равновесие.

– Скажите, куда мы едем и почему вы думаете, что он там, – сказал он, когда они сделали несколько шагов. – Может, вы собираетесь увезти нас в другом направлении, чтобы мы не смогли найти его. – Жюстина ничуть не смущало, что он таким образом обращается к уважаемой в обществе матроне, которая намного старше его.

– Я уже объяснила, почему хочу помочь вам, – высокомерно ответила Ренэ. – И мы едем на поле в северо-восточном углу нашей плантации. Это глухое, отдаленное место. – В ее голосе появились злобные нотки. – С деревьями, подходящими для повешения. Северин однажды уже расправился там с одним человеком. Я знаю, потому что следила за ним.

– Этот человек совершил какой-то проступок?

Они остановились у дверцы кареты. Ренэ освободила свой локоть. Они посмотрели друг на друга, и Рене вдруг захотелось шокировать заносчивого мальчишку.

– Северян подозревал, что он был моим любовником. – Довольная своей вызывающей откровенностью, Рене ждала, что юноша покраснеет, но этого не произошло.

– Кто же он? – Темные глаза Жюстина казались слишком взрослыми для мальчика его возраста.

К своей досаде, Рене покраснела сама и поспешила забраться в карету.

* * *

Сажессы собрались под большим старым дубом и перекинули веревку через толстый сук, привязав один конец.

– Подождем, когда очнется, – предложил Северин Дюбуа, и мужчины подняли тяжелое тело Макса в седло беспокойного вороного жеребца. Чувствительная, норовистая лошадь не выносила чьей-либо близости, кроме хозяина. Макс единственный мог управлять ею.

Томас Сажесс, младший брат Этьена, накинул петлю на шею потерявшего сознание человека, затянул ее и осторожно взял поводья жеребца.

– Я не смогу долго удерживать его, – предупредил он.

– Ты обязан. Нужно, чтобы Максимилиан очнулся, – ответил Северин. – Он должен знать, что с ним происходит.

Когда лошади позволят сдвинуться с места, тело Макса медленно сползет и повиснет в воздухе и будет висеть со стянутым горлом и задыхаться. Так, по мнению Северина Дюбуа, должно свершиться правосудие. Он подошел поближе к возбужденной лошади и пристально посмотрел на окровавленное лицо Максимилиана.

– Открой глаза, Волеран. Давай покончим с этим!

При звуке незнакомого голоса лошадь сделала шаг в сторону, и петля немного затянулась. Длинные черные ресницы Макса дрогнули, и глаза слегка приоткрылись. Его голова приподнялась, немного ослабив натяжение веревки. Северин ожидал увидеть на его лице гнев, обиду, мольбу, но золотистые глаза были совершенно бесстрастными.

Макс с усилием раскрыл свои распухшие посиневшие губы. Его голос был похож на скрип:

– Лизетта…

Северин нахмурился:

– Меня не интересует твоя жена, Волеран. Подозреваю, она будет рада избавиться от такого хладнокровного ублюдка, как ты.

Максом овладело мучительное беспокойство. Он был бы рад, если бы Северин сказал правду, так как не хотел, чтобы Лизетга горевала, но он знал, что это неизбежно.

– Давай. – Северин жестом указал Томасу отпустить поводья. – Скорее, пока он в сознании.

Внезапно они услышали отчаянный женский крик:

– Не-ет!

Вдалеке они увидели одну из карет Сажессов, ее колеса застряли в грязи, и женщина, спотыкаясь бежала к ним через поле. Томас поднял руку, чтобы ударить лошадь по крупу, но Северин резко остановил его, заметив вылезающую из кареты Рене. На лице его появилось недовольное выражение. Он молча наблюдал, как его жена и оба сына Волерана шли к нему через поле.

Лизетта упала, но быстро поднялась, утопая в мягкой влажной земле. Она задрожала от страха, увидев, что никто не держит поводья лошади. Сквозь слезы она видела петлю на шее Макса и веревку, привязанную к суку дерева над ним. Он был жестоко избит, и глаза его были закрыты.

– Вы ошиблись, – заговорила Лизетта тихим дрожащим голосом, боясь испугать лошадь. Она подошла к Северину с вытянутыми руками, в которых держала сложенное пополам письмо. – Пожалуйста, взгляните и ничего не делайте, пока не прочтете.

Томас нерешительно протянул руку к поводьям, но жеребец отпрянул, вращая глазами. Его огромное тело напряглось, готовое рвануться вперед. Лизетта передала письмо Северину и уставилась на лошадь, как загипнотизированная, понимая, что жизнь ее мужа на волоске. В голове ее промелькнуло множество молитв. Зашуршала бумага, когда Северин перевернул страницу, и жеребец беспокойно зашевелил ушами.

Лизетта начала медленно, шаг за шагом, приближаться к дрожащему животному.

– Не бойся, – шептала она. – Постой спокойно еще немного, только одну минуту…

Лошадь насторожилась, и Лизетта остановилась, чувствуя, что сердце ее готово выскочить из груди.

– Нет, – тихо проговорила она. – Еще немного… О, пожалуйста, я не могу потерять тебя, Макс… – Один шаг, затем другой, и она вынуждена была опять остановиться, так как животное фыркнуло и затопталось на месте. По лицу Лизетты потекли слезы, когда она посмотрела на натянутую веревку. Макс мог упасть в любой момент.

Сзади раздался тихий голос Жюстина:

– Я сейчас перережу веревку. Не двигайся.

Мальчик двинулся позади лошади к дубу. В руке у него был нож. Ловко, как кошка, он полез на дерево.

– Стой, парень! – крикнул Северин Дюбуа, доставая кремневый пистолет, Жюстин продолжал лезть на дерево, как будто не слышал его. – Эй, парень… – повторил Дюбуа, но Лизетта прервала его:

– Опустите пистолет, месье Дюбуа. Теперь вы знаете, что мой муж не виноват.

– Письмо еще ничего не доказывает, – ответил он.

– Вы должны верить ему, – сказала Лизетта, не мигая глядя перед собой. – Оно написано рукой Этьена Сажесса. – Она никогда не думала, что испытает такое волнение в своей жизни. Ее единственный шанс на счастье, все, чем она дорожит, может рухнуть в одно мгновение.

– Почерк нетвердый, но похож на его, – согласился Северин. – Этьен часто любил выдавать какую-нибудь чепуху за правду. Чем это письмо отличается от подобных его проделок?