Но Закон был строг, и приходилось сидеть. И ждать. Начиная тоскливо подвывать глушащей тебя тишине. Великая Галактика, как же страшно.

Приглушённо прошелестел генератор, гася силовую переборку. В образовавшийся проём серой тенью скользнул Джон. На него было неприятно смотреть — мимические мышцы свело от длительного напряжения, под глазами засели тени, кожа блестела от пота и отливала серым. Наверняка, сам Рэд выглядел сейчас не лучше.

—Что там?

—Юля до сих пор наверху. Приказ вернуться поступил ей двадцать три минуты назад. С тех пор она на связь не выходила.

Джон вполголоса выругался, скорчившись во втором операторском ложементе. Как и у Рэда, выжидательно замершая напротив аппаратура продолжала молчать. Тянущееся время было невыносимым, но ждать самого худшего, наблюдая во всех подробностях, как планета валится в пропасть, было выше их сил. На то были дежурные наблюдатели. Оперативников же в эти минуты спешно отзывали отовсюду, откуда можно.

—Где мы ошиблись?

Рэд оторвал взгляд от серого полимера, покрывающего стены однообразным узором пятен и прожилок. Этим его взглядом можно было плавить окружающий их укрытие базальт.

—Мы ошибаемся на каждом шагу. И первая ошибка — то, что некогда СПК сюда вообще ввязалось. Нужно было давным-давно оставить Альфу в покое. А теперь поздно, они слишком много о нас знают. Уйди мы столетие назад, стало бы только хуже, войди мы с ними в прямой контакт то же столетие назад — они бы нас прокляли. После всего, что было. Мы бы навсегда стали для них символом беспомощного, инертного, чванливого могущества. Это мы носимся с Законом Бэрк-Ланна, сверяясь с ним на каждом шагу. Они никогда не поймут, почему Закон оказался сильнее их несчастного мира. Они были нами, а стали — чем угодно, только не нами.

—Даже те, кто был отобран для контакта?

—Одиночки, несчастные уже тем, что они знают меньше нас, но страдают от этого ничуть не меньше. Назад к своим они уже не могут, а с нами улететь — никогда и не могли. Закон.

—Ты хочешь возвращения Конструкторов?

—Конструкторов вели те же, кто ведёт человечество сейчас. Совет Вечных, Соратники, Воины, не вижу особой разницы. Вспомни историю Большого цикла. Первый не был способен что-то изменить, потому что был внутри, он был частью гибнущей Терры. Прошли тысячелетия, прежде чем у него получилось хоть что-то устойчивое, прежде чем началась Третья Эпоха. Мы же сейчас для них — и вовсе снаружи. И Первый снаружи. Весь наш многомудрый Совет не в состоянии помочь сейчас Альфе, как не был способен помочь раньше. Потому что мы не понимаем. И никогда не поймём. И потому мы обречены на провал.

Джон сморщился. Логика Рэда вела в никуда. В пустоту.

—А они?

—Они?

—Они — обречены?

Рэд не ответил. Огромная Галактика не в состоянии помочь крошечной планете. В этом было что-то настолько неправильное, что не поддавалось даже внятной вербальной формулировке. А ведь уже завтра, возможно, эту дилемму им придётся решать, и решать быстро.

—Что у нас с системами перехвата? Что с противоракетами? Силовыми щитами?

—Ты всё-таки думаешь, что нам придётся?..

—Неважно, что я думаю. От меня это уже никак не зависит. И, похоже, никогда и не зависело.

Рэд выжидательно продолжал смотреть на Джона.

—Системы постановки помех накроют планету, но этого может оказаться мало. Решётка способна надёжно обезвредить лишь порядка 80 процентов доступной им мощности. Плюс частично её успеет поглотить стратосферный щит.

—Всё равно недостаточно. Почему мы не можем ударить первыми, а? Открыто, показательно, безопасно для них, но абсолютно убедительно. Пусть накрывают нас в ответ. Лишь бы не самих себя.

—Ты уже всё за них решил? Думаешь, они не способны на благоразумие?

—Если бы я всё решил, я бы уже ударил.

Джон посмотрел на Рэда и — поверил. Если бы Рэд сейчас что-то решил, он бы уже действовал, несмотря ни на что. Но пресловутый Закон сидел и в нём, крепко сидел. И не давал двинуться. Не давал решать за других.

Время шло, минута, другая, десять. Юля на связь не выходила, оба оперативника погружались в пучину собственных мыслей, окончательно теряя нить рассуждения и силу воли.

Даже ощущение собственной слабости, которое душило их с самого первого их мгновения знакомства с Альфой, не могло их сломить, пугало другое — чувство полной безысходности, полной безнадёги. Все возможности оказались тупиками, все прогнозы оправдывались только в худшую сторону, в отчётах это называлось «неизбежным провалом операции», в жизни это была надвигающаяся тень близкой катастрофы. Не той, о которой столько лет учился не вспоминать Рэд, его родина погибла благодаря трагической случайности, внешней угрозы, тут же царила жестокая неизбежность.

И вот они спрятались, дожидаясь чего-то, не пытаясь больше ничего предпринять, спасатели, которым больше некого было спасать.

Снова раздался приглушённый шелест, оба подались навстречу звуку, готовые к чему угодно, лишь бы хоть что-то уже произошло.

Юлино лицо было предельно бесстрастно, ни одна чёрточка не изломлена, рыжие глаза — спокойные и сухие, щёки без излишней бледности или лихорадочного румянца. Прямая спина. Поднятый подбородок. Только безвольно опущенные руки выдавали в её фигуре то, что умирало сейчас в её душе.

Ни Рэд, ни Джон не посмели задавать ей какие-то вопросы. Пусть скажет сама. Она была там, пока они сидели тут. Через этот барьер невозможно пробиться снаружи.

—Ребята, мы будем нужны выжившим.

У Рэда внутри словно схлопнулась так долго набухавшая там пустота.

Это был приговор.

Спустя секунду в общем канале заревел сигнал общей тревоги.

Спасатели… когда СПК ошибалась, оперативники всегда становились первыми прибывшими на место спасателями.

Рассвело, Рэд перед завтраком попытался связаться со второй группой, однако те на вызовы не отвечали, отбрасываясь стандартными сообщениями о временной невозможности контакта. Между тем, следовало как можно скорее трогаться в путь — дни становились всё жарче, заканчивалась непродолжительная элдорианская весна. Лучше как можно быстрее пересечь вдоль отрогов горной гряды пожароопасные степи, если отправляться с рани, то можно было уже спустя несколько переходов укрыться от злых лучей Вирина в гуще хвойных северных лесов. Места те считались на юге необжитыми и почти непроходимыми, хотя куда им до гнилых болотистых хвощовых зарослей, тянущихся до самого Перешейка и сплошь усыпанных бандитскими хуторами, до боли знакомыми их группе с первых дней операции.

Выражение лица, которое появлялось у Исили при упоминании родных лесов, не оставляло равнодушным ни Рэда, ни даже невозмутимого Рихарда. Не раздумывая долго, спутники оседлали лошадей и спокойным шагом направились на северо-запад, точно вдоль линии главного хребта Пустынных Гор, что уже показались, значительно более низкие, древние, позади постепенно сходящих на нет пиков Белого Кряжа.