Носить фельдмаршальский мундир старику запрещено. На большие праздники ходит он в храм молиться в мундире со споротым золотым шитьем. Но при орденах! И на клиросе поет — басом! Во все глаза смотрят деревенские мальчишки: сверкает их барин каменьем драгоценным, как солнышко… А ведь не похож на грозного полководца, да и живет не по-барски. Встает за два часа до рассвета, обливается холодной водой, целый день трудится. Владения обустраивает, деревенских судит-мирит, читает, пишет. Отдыхает с крестьянами на завалинке, слушает сельские новости, а то с детишками играет.

Чудно деревенским: чем такой добрый барин самого царя допек? А допек, видать, знатно: сослан — раз, вокруг села пристав из Петербурга шныряет — два, в гости к соседям не пускают — три. Кто приедет в Кончанское — тотчас хватают и куда-то волокут!

В одиночестве живет Суворов, только ординарец Прохор при нем. Боевых офицеров, что демонстративно вышли в отставку с фельдмаршалом, император в крепость упек. С любимой дочерью Наташей и внучонком Александром едва дали время проститься. Сына Аркадия старик уже благословил послужить Отечеству. Отставных солдат-ветеранов отпустил от греха. Один против императора стоит — ив победе своей уверен. Ведь не раз уже бывал в опале: «Не разумея изгибов лести и искательств… часто негоден».

Суворов живет спокойно, зато в Петербурге император Павел места себе не находит. Все перечитывает отчеты надзирателей за Суворовым да письма его перехваченные, выдумывает разные досаждения… Где там! Суворов ничего на земле не боится — ему за державу обидно. Как начал Павел I русскую армию на прусский лад ломать — так и нашла коса на камень. Говорят, император изволил выразиться, что «солдат есть механизм, артикулом предусмотренный», как в прусской армии.

«Русские прусских всегда бивали, чего ж тут перенять?!» — сказал Суворов. Император велел переодеть суворовских «чудо-богатырей» в кургузую немецкую форму с кукольными париками и прочей «дрянью». А давно ли — да и с каким боем — Потемкин и Суворов заставили русскую армию от всей этой мишуры отказаться, сделав ставку на удобство униформы и ее полезность для здоровья солдат. «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не немец — природный русак!» — отказался фельдмаршал переделывать екатерининских орлов в прусских куриц.

Идея Павла I навести в армии порядок, установить строгие правила и субординацию была не плоха. В армии творилось множество безобразий, гвардия вообще перестала быть армией, пустившись в полнейшее своеволие. Плохо было то, что император исходил в благих намерениях из дурных посылок и оснований, опыт его не соответствовал достижениям русской армии, советники были из рук вон плохи. А характер Павел имел чрезвычайно крутой, не склонный к компромиссам. Суворов еще при жизни императрицы охарактеризовал его в рифму: «Prince adorable, despote implacable» — «Принц восхитительный, деспот неумолимый».

Устав гатчинских войск, которыми при жизни матери играл Павел I, был подражанием прусскому. Руководством в обучении служил «Опыт воинского искусства» — плохой перевод «Тактики или дисциплины по новым прусским правилам», изданной в Пруссии еще в 1760 г. «Этот опыт найден в углу развалин древнего замка, на пергаменте, изъеденном мышами, — отозвался Суворов о книжке, в которую Павел I верил, как в Святое Писание, — свидетельствован Штенвером, Линдером (прусскими советниками Павла. — Авт.) и переведен на немо-российский язык» (Д III. 595). Как многозначно сказано!

Возражать помазаннику Божьему, осмеивать его, — как же это стало возможным для Суворова, искренне любившего монархию? Но иначе он не мог. Больше некому было постоять за честь армии.

6 ноября 1796 г., когда Александр Васильевич, после недолгого пребывания в Петербурге, вновь командовал войсками в Новороссии, скончалась Екатерина Великая, и новый император вступил на престол. При чтении письма об этом из Петербурга Румянцева хватил удар, от которого фельдмаршал уже не оправился. «Ваше сиятельство потеряли отца, а отечество — героя, — написал Суворов сыну своего учителя. — Я же, равно вам, в нем отца теряю». В армии осталась одна живая легенда — Суворов.

В середине ноября он перебрался из своей ставки в Тульчине в село Тимановку, но продолжал учить войска в поле и на специально построенных укреплениях так, будто поход на разбиение французов был делом решенным. Императрица договорилась удалить революционную заразу с тела Европы совместно с Австрией и Англией. Кандидатура Суворова на пост командующего 60-тысячной русской армией была утверждена; роспись его полков составлена. Но… Павел I отказался от этого союза, и приготовления Александра Васильевича остались втуне.

Уже 29 ноября Военная коллегия предписала немедля ввести в действие спешно изданные ею уставы «о полевой пехотной службе» и «полевой кавалерийской службе». Распорядился об этом Николай Иванович Салтыков, воспитатель Павла I, которого новый монарх мгновенно произвел в фельдмаршалы (мы помним, как нелегко достался этот чин Суворову!) и назначил президентом Военной коллегии. Уставы, родившиеся из прилежного чтения старых немецких книг и практики гатчинских вахтпарадов, возмутили Суворова до глубины души.

Они были переполнены глупостями. Например, у унтер-офицеров отняли ружья: теперь они должны были красиво салютовать алебардами. В полку стало на 100 штыков меньше — а ведь у Суворова и офицеры шли в атаку с ружьями. Уставы не оставляли места для инициативы. Их составители старались регламентировать все, что способно было изобрести прусское воображение. Одна глава была посвящена тому, как генералам обедать в поле. Суворову как фельдмаршалу непременно полагалось «иметь стол на 10 кувертов (столовых наборов на человека. — Авт.) без десерта, да другой для офицеров на 6 кувертов». Другая глава предписывала, как начальствующим лицам передвигаться в походе. Суворова обязывали иметь «карету цугом, две фуры, четыре повозки; число же верховых и вьючных лошадей не ограничивается», — гласил пехотный устав. Судя по нему, Александр Васильевич всю его жизнь ходил в походы как младший офицер: «субалтерн-офицерам не иметь повозок, но по вьючной и верховой лошади».

Благоглупости начальства сами по себе никогда не страшили армию. Она всегда умела обращать их в свою пользу или спускать на тормозах. Но уставы били по главным достижениям Суворова, сделавшим его солдата непобедимым. Они уничтожали гибкость командования применительно к обстановке. Их составители предписывали только линейное построение в три шеренги, не ведая ни о каре, ни о колоннах, ни о рассыпном строе егерей. Устав был ориентирован лишь на стрельбу, без действия штыком. Причем стрельбу не только «наступательную», но и… «отступную».

Большим массам пехоты держать этот строй было нелегко даже на плацу, поэтому устав снизил число шагов в минуту до 75, а размер шага — до аршина, вместо суворовского аршина и полутора аршин. «Шаг мой уменьшен в три четверти, — констатировал полководец, — и так (в наступлении) на неприятеля вместо сорока — тридцать верст».

Уставы и масса указов Павла I были пронизаны крайним недоверием к командирам всех уровней. В первые же дни царствования он уничтожил Генеральный штаб и власть главнокомандующих армиями, за ними — генералов, полковников, майоров и даже капитанов. Даже разрешить капитану брак или перевести прапорщика в другую роту можно было лишь указом императора (точнее, его секретарей). Великой российской армией Павел собирался управлять из кабинета, как своим Гатчинским отрядом. Суворов, имевший при «матушке-императрице» полную военную, хозяйственную и кадровую власть, в т.ч. право производства в чины до полковника, с лишением его всех прав смириться не мог.