Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я узнал все, что хотел. Обязательно разыщу убившего ее человека, и он предстанет перед правосудием и ответит за эту смерть — так или иначе. Знаю также, что главным виновником ее смерти являешься ты, хотя и сам невольно приложил к этому руку. Теперь мне до конца дней придется жить, задаваясь вопросом, почему я позволил ей уйти, и сожалеть о том, что посадил ее в то самое роковое такси. — Мэнн вынул из кармана нож и наклонился к Чану, чтобы разрезать стягивавшие его запястья веревки. — Увы, этого я изменить не в состоянии. Но могу переделать то, что однажды сделал. Много лет назад, когда мы были детьми, я спас твою жизнь, Чан, — вытащил из воды, когда ты тонул. — «Человек, совершивший ошибку и не исправивший ее, совершает еще одну ошибку», — подумал инспектор и добавил вслух: — Тони или плыви, Чан, — выбор за тобой.
— Сколько я спала?
Мэнн стоял в дверях и смотрел на Джорджину.
— Несколько часов. Ты заснула в машине, когда мы ехали сюда. Я внес тебя в квартиру на руках и положил на постель. Как себя чувствуешь?
— Лучше. — Джорджина сонно улыбнулась. — Который час?
— Почти десять.
— А как ты? Тебе удалось поспать?
— Так… Прикорнул ненадолго.
Детектив подошел и присел на край постели. Девушка нашла его руку и сжала.
— Спасибо, что спас меня, Джонни. — Глаза ее оставались печальными.
— Пожалуйста, не благодари меня. Сожалею, что мне понадобилось так много времени, чтобы тебя найти. Действительно полегчало?
Она лишь покачала головой, а глаза наполнились слезами. Сжав его руку сильнее прежнего, девушка спросила:
— Ка-Лей умерла, Джонни?
— Умерла. Мне очень жаль.
Она с шумом всхлипнула и зарыдала. Мэнн укачивал ее как маленькую, пока девушка немного успокоилась.
— Как она умерла? — Джорджина спросила, не отнимая лица от плеча Мэнна.
— Выпрыгнула с балкона.
Спасенная подняла голову. В ее глазах проступали скорбь и печаль, и полицейский ощущал ее боль каждой клеточкой своего тела.
— Я знала, что она умерла. Чувствовала это, Джонни. И видела ее мысленным взором. Я лежала в той ужасной постели и не могла даже пальцем пошевелить от слабости. А потом почувствовала на горле чьи-то пальцы: какой-то мужчина схватил меня за шею и начал душить. Я не могла дышать и начала уже отключаться, как вдруг она оказалась рядом со мной. Шел дождь. Мы держались за руки, прыгали по лужам и смеялись во все горло… — Девушка улыбнулась при этом воспоминании. — Скажи, Джонни, в ту ночь, когда Ка-Лей умерла, было дождливо?
— Да.
— И где она сейчас?
— Ее кремировали.
Джорджина вновь прижалась к его плечу.
— Я так хотела ее увидеть — хотя бы в последний раз… Что теперь со мной будет, Джонни?
— Что ж, события в клубе «Шестьдесят восемь» еще долго будут обсуждаться и будоражить умы. И это вызывает известную нервозность у целого ряда лиц. Лун считает, что тебе будет безопаснее всего в Гонконге, если ты, конечно, не станешь рассказывать всем и каждому о происходивших в «Шестьдесят восемь» ужасах. Возможно, в этом старик прав, особенно если принять во внимание, что Чан устранен.
— Почему, интересно знать, Луна так заботит моя судьба?
— Потому что ты свидетель и сможешь узнать людей, которые там бывали. Ты не знаешь, кто они, но они-то знают, что ты их видела. А старик чувствует ответственность за них, поскольку впутался в это дело из-за Чана.
Девушка протянула руку и обхватила его за шею.
— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь, Джонни?
— Не могу сказать тебе, что ты должна и не должна делать. Но если останешься, помогу начать все сначала. И мы с тобой поищем подходящий уединенный остров.
Джорджина улыбнулась:
— Ты хочешь, чтобы мы сбежали отсюда?
— Да. Хочу спрятать тебя от всего мира. Пока на щеках вновь не заиграет румянец, а на носике не выступят твои очаровательные веснушки.
— Но не можем же мы прятаться вечно?
— Верно, не можем. Но мы поговорим об этом позже, поскольку сейчас мне надо бежать, чтобы показаться на работе.
— Не уходи! — Джорджина прижалась к нему всем телом, когда он начал вставать.
— Я скоро вернусь. И тогда мы начнем строить планы. О'кей?
Девушка неуверенно улыбнулась и кивнула.
— Меня не будет несколько часов. Захочешь есть, сходи в супермаркет в конце квартала и купи что-нибудь. Ключи и деньги оставлю на столике. Если же предпочтешь остаться дома, сам что-нибудь куплю на обратном пути.
Детектив не хотел покидать ее, но имелись дела, не терпящие отлагательства. Так, двум его знакомым предстояло в ближайшее время проглотить пулю.
Приехав в штаб-квартиру, Мэнн отправился прямиком в офис Уайта. Тот аккуратно заворачивал в оберточную бумагу фотографии в рамках, спортивные кубки, памятные сувениры за сорок лет беспорочной службы и укладывал в картонную коробку.
Детектив с минуту стоял в дверях и наблюдал. Потом спросил:
— Не рановато ли, Дэвид? Если мне не изменяет память, вам до пенсии еще несколько месяцев.
— Руководство решило спровадить меня на заслуженный отдых пораньше. — Уайт посмотрел и невесело улыбнулся.
— И когда же вы уходите?
— Мне осталась неделя или чуть больше. Боссы учли все отпуска, которые я не отгулял, и сказали, что мое время вышло. Так что я решил начать паковаться. Да, чуть не забыл! Кошку еще надо пристроить. Не хочешь взять ее себе?
— Я бы не прочь, Дэвид, но не могу. Забываю кормить домашних любимцев. Да и времени нет. Отдайте лучше моей матери. По крайней мере у нее будет о ком заботиться.
— О'кей. Так и сделаем.
Мэнн обвел глазами опустевшую комнату.
— Мне жаль, что все так случилось, Дэвид.
— Жалеть нечего. Я уже достаточно нахлебался дерьма и, поверь, сам не прочь уйти.
— А чем боссы мотивируют решение?
— Неужели не понимаешь? Все как обычно. Говорят, что в силу возрастных проблем я более не в состоянии держать под контролем подчиненных. Так что лучше передать эту должность другому. — Суперинтендант перестал паковаться и покачал головой. — И знаешь что? Возможно, они правы. Должно быть, я действительно малость устарел, так как не хочу выполнять некоторые абсурдные распоряжения нового руководства и заставлять своих людей делать это. — Поставив коробку на стол, он повернулся к Мэнну: — Я горжусь тобой, Джонни. Конечно, после моего ухода ты вряд ли поднимешься выше инспектора, так что с ожидаемым повышением можешь распрощаться. Но сейчас я хочу сказать о другом. О том, что твое присутствие в рядах полиции Гонконга облагораживает ее, делает личный состав и саму атмосферу в нашем учреждении лучше и чище. Твой отец, Мэнн, если бы был жив… гордился бы тобой. Очень гордился бы. Впрочем, хочу тебе напомнить, что в отношении тебя он на другое и не рассчитывал, так как сам был чрезвычайно достойным человеком и настоящим джентльменом. Ты не смог бы спасти его от уготованной ему судьбы — и никто другой не смог бы. Так что не терзай себя понапрасну, живи своей жизнью и не пытайся изменить прошлое. Подведи под ним черту и следуй дальше своей дорогой. Продолжай делать то, что считаешь нужным и справедливым, но — в рамках закона. Если будешь слишком часто сворачивать с этого пути — пусть даже во имя высшей справедливости, — то станешь таким же, как люди, за которыми охотишься. Между законом и беззаконием очень тонкая граница, Джонни, и я советую тебе постоянно иметь это в виду и никогда через нее не переступать. Ну а теперь поезжай в отпуск — ты его заслужил. Кроме того, тебе сейчас полезно ненадолго залечь на дно.