Я положил пальцы в перчатке на ручку двери, осторожно нажал на нее, и язычок замка поддался. Я чувствовал себя расслабленным. Три человека спустились вниз. Легко предположить, что любой из них мог вернуться. Или все трое. Если бы кто-то наблюдал за дверью и ждал их возвращения, у него ушла бы фатальная доля секунды на принятие решения – друг перед ним или враг. Так бэттер из высшей лиги отличает мяч, брошенный питчером с максимальной скоростью, от броска по дуге[55]. Пятая доля секунды, может быть, чуть больше.

Но для меня такой проблемы не существовало. Всякий, кого я мог увидеть, был врагом.

Каждый.

Я открыл дверь.

Никого.

Я смотрел на пустую кухню закрытого давным-давно ресторана. Даже в темноте я видел, что все оборудование убрали, остались лишь оболочки старых шкафов и дыры на столешницах в тех местах, где находились кухонные приспособления, которые отправили на продажу в комиссионные магазины Бауэри. Из стен торчали древние трубы, к ним крепились краны. С потолка свисали крюки, на них когда-то подвешивали сковороды. В центре кухни стоял большой каменный стол. Холодный, гладкий, слегка потемневший от долгих лет использования. Может быть, на нем когда-то раскатывали пироги.

И совсем недавно здесь убили Питера Молину.

Я не сомневался, что именно этот стол я видел на DVD. Более того, я даже понял, где именно стояла камера и был установлен свет. И еще я увидел узлы потертой веревки на ножках стола в тех местах, где Хосы привязали руки и ноги Питера.

В кармане у меня завибрировал телефон. Я его проигнорировал и двинулся дальше.

Две вращающиеся двери вели в столовую. Одна внутрь, другая наружу. Стандартная практика для ресторанов – так делают, чтобы исключить столкновения. На дверях на уровне глаз среднего человека пятидесятилетней давности имелись окошки в форме иллюминаторов. Мне пришлось наклониться, чтобы заглянуть в одно из них, и я увидел просторную прямоугольную комнату, пустую, если не считать одинокого стула. На полу лежала пыль и кучки крысиного дерьма. Сквозь большое грязное окно просачивался желтый свет.

Я толкнул входную дверь ногой. Петли тихонько заскрипели, но дверь открылась, и я вошел в обеденный зал, повернул налево и еще раз налево, обнаружил коридор с туалетами: две двери с надписями «Леди» и «Джентльмены». Латунные знаки, правильные слова. Никаких пиктограмм, никаких фигурок в юбках или штанах.

И еще две двери с латунными табличками: «Не входить», по одной на каждой стороне коридора. Одна наверняка вела обратно на кухню, вторая – на лестницу и к верхним этажам.

В кармане у меня завибрировал телефон. Я проигнорировал его.

Стандартная доктрина для любого нападения: атакуй с более высокой позиции. У меня такой возможности не было. В то время, когда израильтяне составляли свое руководство, британские парашютно-десантные части особого назначения разработали способы спуска с крыши в окна верхних этажей; они даже разбивали черепицу или взрывали соседние чердаки. Быстро, драматично и обычно весьма успешно. Я так не мог, мне оставалась лишь тактика пешехода.

Во всяком случае, в данный момент.

Я открыл дверь на лестницу. Она шла дугой над крошечным коридорчиком тридцать дюймов на тридцать дюймов. Прямо напротив меня, так близко, что я мог прикоснуться, находилась дверь, ведущая к входу в дом. Та самая, с единственным звонком, заклеенная желтой полицейской лентой.

Сразу из коридорчика начиналась узкая лестница. Посреди пролета она делала поворот и уходила ко второму этажу, скрываясь из вида.

У меня в кармане снова завибрировал телефон. Я вытащил его и посмотрел на дисплей. «Номер не определен». Я положил его обратно в карман, и телефон прекратил вибрировать.

Я шагнул на нижнюю ступеньку лестницы.

Самый безопасный способ подняться по первой половине пролета такой лестницы состоит в том, чтобы двигаться спиной вперед, как можно шире ставить ноги и смотреть наверх. Идти спиной вперед и смотреть наверх нужно для того, чтобы находиться лицом к грозящей тебе опасности. А широко ставить ноги необходимо, чтобы ступеньки не скрипели – чаще всего они могут тебя выдать, когда ты ступаешь посередине.

Я осторожно проделал путь до середины пролета, после чего смог подниматься дальше уже лицом вперед. Так я добрался до коридора второго этажа, который был в два раза больше коридорчика на первом, но все равно оставался очень маленьким. Тридцать дюймов на шестьдесят. Одна комната слева, одна справа, две прямо впереди. Все двери плотно закрыты.

Я застыл в неподвижности. На месте Лили я бы отправил двух парней в те две комнаты, что находились прямо впереди, и приказал бы им напряженно вслушиваться, держа оружие наготове. Тогда у них имелась бы возможность одновременно распахнуть двери и получить две независимые линии огня. Они могли меня накрыть, когда я поднимался вверх или спускался вниз. Однако я не был на месте Лили, а она не была мной. И я понятия не имел, как она расставит своих людей. И все же, по мере того как количество ее парней неуклонно сокращалось, мне казалось, что она постарается держать оставшихся поближе к себе. В таком случае они должны поджидать меня не на втором этаже, а на третьем. Ведь занавеска дрогнула в окне четвертого этажа. Точнее, левого окна на четвертом этаже, выходящего на противоположное здание, если смотреть снаружи. Из чего следовало, что ее комната находится справа, если смотреть изнутри. Я сомневался, что в планах разных этажей имеются существенные различия. Здание было дешевым и достаточно практичным, без всяких там изысков. Значит, если я зайду в комнату, расположенную справа на втором этаже, то получу представление о комнате Лили на четвертом. Так я смогу понять, как выглядит место предстоящей схватки.

Я поджал спусковой крючок МР5, положил руку в перчатке на дверную ручку, надавил вниз и почувствовал, как язычок замка выходит наружу.

Я распахнул дверь.

Пусто.

Точнее, пустая и частично разрушенная однокомнатная квартира. Она занимала половину длины обеденного зала ресторана внизу, представляя собой длинное узкое пространство: шкаф в дальнем конце, ванная комната, крошечная кухня, гостиная. Я с первого взгляда понял, как здесь все было расположено, потому что разделяющие стены снесли. Однако арматура ванной комнаты сохранилась, и две вертикальные трубы выглядели довольно странно, будто ребра или прутья клетки. Кухня осталась нетронутой. Пол был выложен сосновыми досками, старомодной кафельной плиткой в ванной комнате и застелен линолеумом на кухне. Внутри воняло вредителями и гнилой штукатуркой. Выходящее на улицу окно почернело от сажи. По диагонали его пересекала нижняя часть пожарной лестницы.

Стараясь не шуметь, я подошел к окну. Пожарная лестница имела стандартную конструкцию: узкие железные ступени спускались с верхнего этажа на такую же узкую железную площадку под окнами. Дальше шла другая секция лестницы – как только спасающийся от огня человек на нее вставал, она под его весом складывалась и опускалась на тротуар. У окна была подвижная рама, нижняя панель уходила внутрь верхней. В том месте, где они соединялись, из паза торчал простой латунный язычок. В нижней панели я заметил латунные ручки вроде тех, какие встречаются в старых картотечных шкафах. Ручки красили множество раз, как и оконные рамы.