Трэвис вел себя так, будто они с Генри добрые друзья; за ужином он сообщил ему все последние новости, Эмили же не проронила ни слова. Она сидела рядом с Трэвисом, пытаясь заставить себя съесть подозрительного вида суп. Но от варева исходил такой мерзкий запах, что она не смогла проглотить хотя бы ложку и, поскольку хозяин не обращал на нее никакого внимания, отодвинула тарелку и Удовольствовалась куском черного хлеба, который запила молоком.

Закончив свой скудный ужин, Эмили извинилась и направилась в отведенную ей комнату. Потом вдруг вернулась и спросила Трэвиса:

— Мы завтра будем в Голден-Крест?

Он покачал головой.

— Нет. Послезавтра. На следующую ночь мы остановимся у Джона и Милли Перкинс. Они сдают комнаты.

Пожелав мужчинам спокойной ночи, Эмили закрыла за собой дверь.

Утром она вышла с сумкой в руках, вся в розовом. Этот цвет ей очень шел. Черт побери, она становилась все красивее! Трэвису нестерпимо захотелось поцеловать девушку. Стараясь сдержаться, он нахмурился и поклялся себе не приближаться к Эмили, как бы соблазнительно ни выглядела она. Он будет поддерживать только разговоры на общие темы.

День выдался погожий, у Эмили было прекрасное настроение — во всяком случае, ей явно не хотелось ни о чем спорить и вступать в пререкания, — и они вели философские беседы.

Она призналась, что любит читать. Он посоветовал ей одолеть «Республику» Платона.

— Там все о правосудии, — пояснил Трэвис.

— Мне было очень интересно. Думаю, вам книга тоже, как и мне, понравится. Мама Роуз подарила мне экземпляр в кожаном переплете вместе с дневником. Это мои самые ценные вещи.

— А зачем она подарила дневник?

— Она сказала, что я должен описывать в нем все дела, которые буду вести в суде. А когда уйду на покой, в одной руке у меня будет «Республика», а в другой — дневник. Она надеется, что тексты не будут противоречить друг другу.

— Весы правосудия… — прошептала Эмили, на которую мудрость матери Трэвиса произвела сильное впечатление.

Она засыпала его вопросами о книге Платона; они говорили о различных законах, о том, какими должны быть судья, адвокат… Трэвису настолько понравилось беседовать с ней, что он даже пожалел, когда разговор закончился.

А потом он, допустил ошибку: снова сделал ей замечание.

— Эмили, вы себе противоречите. Вы умны, достаточно образованны…

— Но? — спросила она.

— Но поступаете необдуманно. Даже глупо, если говорить откровенно.

Она разозлилась:

— Мне кажется, я не интересовалась вашим мнением.

— Но тем не менее я вам его высказал, — ответил он. — Вы же только что страстно рассуждали о честности и справедливости! Неужели так трудно понять, что ваше намерение выйти замуж за абсолютно незнакомого человека…

Начался новый спор, который продолжался до самых ворот Перкинсов.

Трэвис произнес целую тираду. Он привел по крайней мере два десятка доводов, из которых следовало, что Эмили Финнеган не может стать женой мистера О'Тула, Но именно последний оказался самым убедительным.

— Да вам ни за что не удастся изобразить из себя этакий изнеженный, слабый цветочек, Эмили!

— Я слабая, черт побери!

Он хмыкнул.

— Ну да. Как медведь гризли.

— Если для вас единственный способ доказательства — это оскорбление, то помоги Господи вашим клиентам.

Трэвис спешился и помог Эмили слезть с лошади; его руки задержались на талии девушки дольше, чем это было необходимо.

— Удачный брак требует усилий, а его основа — честность.

— Откуда вы знаете? Вы ведь никогда не были женаты?

— Не важно.

— А флиртовать честно?

Вопрос ошарашил его своей неожиданностью. Трэвис на минуту задумался.

— Иногда честно. Флирт — составная часть ухаживания. Но я лично думаю, это честно лишь тогда, когда женщина ведет любовную игру с мужчиной, на которого положила глаз.

— Положила глаз? Значит, по-вашему, она может флиртовать только с тем, за кого решила выйти замуж?

— Совершенно верно. Именно это я имел в виду. Флирт — первый шаг долгого пути в поисках нужного мужчины или женщины. Мужчины ведь тоже флиртуют, сами знаете, только иначе, чем женщины.

— Ну разумеется, иначе, — раздраженно буркнула Эмили: спор с Трэвисом выводил ее из себя. — Но я с вами согласна: любовь — сплошная игра. Разве нет? В нее играют и мужчины, и женщины. Впрочем, это весьма безопасное занятие. Мужчинам нравится, когда женщины с ними флиртуют — с апломбом заявила Эмили, вспомнив, с какой легкостью Барбара на вечеринках собирала подле себя кавалеров. Они роились вокруг нее, словно пчелы вокруг пчелиной матки.

— Нет, большинству не нравятся кокетки, — упрямствовал Трэвис. — Мужчины гораздо умнее, чем вы о них думаете. И терпеть не могут, когда ими пытаются управлять.

— Не стоит говорить со мной таким снисходительным тоном. Я терпеливо слушала ваши доводы весь последний час и ни разу не позволила себе подшутить над вами или посмеяться. Хотя, не скрою, мне этого очень хотелось. Теперь моя очередь. А то мне так и не удастся доказать вам свою правоту.

— В чем именно? — лукаво спросил Трэвис. Эмили понимала, что он намеренно поддразнивает ее.

Ну нет, ничего у него не выйдет — она на эту удочку не попадется. Девушка уставилась на пуговицы его рубашки, чтобы не отвлекаться, и сказала:

— В других обстоятельствах я за минуту доказала бы вам, что женщины, которые ведут себя в полном соответствии со своей принадлежностью к слабому полу и стараются выглядеть нежными маргаритками, гораздо больше привлекают мужчин, чем твердо стоящие на земле, трезвомыслящие и сильные духом особы. Вот так.

— Неужели вы и в самом деле полагаете, что беспомощная, не приспособленная к жизни женщина, которая только и умеет, что игриво взмахивать ресницами и покорно внимать каждому слову мужчины, — это самая соблазнительная для него приманка?

— Да.

— Вы непробиваемы, как дуб.

Эмили пропустила сей критический выпад мимо ушей.

— Просто хорошо изучила предмет, Трэвис.

— Интересно, какие же условия вам понадобились бы для доказательства своей правоты? — спросил Трэвис.

— Бостон, — бросила Эмили и, махнув рукой в сторону дома Перкинсов, продолжила: — Я не собираюсь привлекать к себе внимание на глазах у посторонних людей.

Это глупо, а возможно, и опасно. В Бостоне мужчины более воспитаны, они знают, как джентльмены должны обходиться с дамами. В конце концов, есть определенные правила игры, и они им известны. О здешних мужчинах я этого сказать не могу, поскольку вообще незнакома с ними.